Этого я точно не знал, но…
Да, тогда мне надо заплатить до Арлефа с доплатой лишних сорока эре. В Арлефе я должен взять билет дальше.
Я поступил, как сказал кондуктор, и с радостью отдал доплату.
В Арлефе я взял билет до Лунда: быть может, Царица Савская едет в Лунд в гости, я не буду терять её из вида.
Но в Лунде она не вышла.
Теперь мне снова пришлось заплатить кондуктору до Лаккалэнга и ещё сорок эре сверх того — всего уже восемьдесят. В Лаккалэнге я взял билет сразу до Хесслехольма, чтобы быть уверенным, после чего уселся, испытывая нервное чувство от этого сложного путешествия. Меня раздражала и болтовня других пассажиров; какое мне, во имя Божие, дело до того, что в Гамбурге разразилась эпидемия ящура? Мои спутники были, очевидно, сельскими жителями, простыми шведскими скототорговцами, в течение двух с половиной часов они не говорили ни о чём, кроме ящура в Гамбурге. Да, это было действительно необычайно интересно! И кроме того — разве меня не ждёт в Мальмё этот человек? Ладно, пусть ждёт!
Но Царица Савская не вышла и в Хесслехольме.
Тут я прихожу в бешенство, я плачу кондуктору до Балингслефа, опять с доплатой сорока эре — итого одна крона и двадцать эре, и, сцепив зубы, беру в Балингслефе билет прямо до Стокгольма. Это стоило мне сто восемнадцать крон наличными, чёрт меня побери, если не так! Но было ясно, что Царица Савская едет теперь в Стокгольм, — так же как в прошлый раз, четыре года назад.
Мы едем час за часом, я слежу за ней на каждой станции, но она не выходит. Я вижу её в окне купе, и она внимательно наблюдает за мной; ах, она не утратила своих чувств ко мне, это я видел ясно. Но она была немного смущена и опускала глаза, когда я проходил мимо окна. Я не поклонился ей, я каждый раз забывал это сделать; если бы она не сидела взаперти в этом ящике — дамском купе, я бы, конечно, давно подошёл к ней, напомнил бы о нашем старом знакомстве, о том, что я, прямо скажем, спал однажды в её постели, Я бы порадовал её тем, что спал отлично, до девяти часов. Как она похорошела за эти четыре года, теперь она была ещё больше, чем прежде, Царицей и Женщиной,
И час проходил за часом, и ничего не случилось, кроме того, что около пяти мы переехали корову; мы слышали, как захрустели кости, и остановились на минутку, чтобы осмотреть рельсы, а потом снова поехали. Мои два спутника принялись теперь обсуждать пароходное сообщение на Эресунде, и это опять было чрезвычайно интересно. Как я страдал, как страдал! — И как — разве тот человек в Мальмё…
К чёрту человека из Мальмё!
Дальше, всё дальше, мы проезжаем Эльмхульт, Лиаторп, Висланду. В Висланде Царица Савская выходит, и я ни на минуту не спускаю с неё глаз; ах так, она возвращается. Хорошо, мы едем дальше.
Таким образом мы доезжаем до Альфвесты, здесь пересадка на Кальмар.
Тут Царица Савская опять выходит; я стою и смотрю, но на этот раз она переходит в поезд на Кальмар. К этому я не подготовлен, я крайне удивлён и не успеваю ничего предпринять до последнего момента. Сломя голову влетаю в кальмарский поезд, он трогается.
В купе один-единственный человек, он даже не поднимает глаз, он читает. Я бросаюсь на сиденье, я тоже читаю. Спустя несколько минут я слышу:
— Билет!
Это новый кондуктор.
— Билет, хорошо! — говорю я и протягиваю ему свой билет.
— Этот не годится, — говорит он, — это Кальмарская линия.
— Не годится, вы сказали?
— На этой линии — нет.
— Да, но мне-то какое дело, если мне продали билет, который не годится?
— А вам куда надо?
— В Стокгольм, конечно, — отвечаю я. — Куда же вы думали я еду?
— Да, но этот поезд — на Кальмар, слышите, этот поезд идёт в Кальмар, — говорит он сердито.
Что же, этого я не знал, но, во всяком случае, с его стороны было жалким педантством цепляться за подобные пустяки. Он, наверно, поступал так, потому что я норвежец, из политической враждебности. Этого я ему не забуду.
— Да, но что же нам теперь делать? — спрашиваю я.
— Вы сделаете вот что… Да вам куда же, собственно, надо? По этой линии вы в Стокгольм не попадёте.
— Хорошо, тогда я поеду в Кальмар — я, собственно, и имел в виду Кальмар, — отвечаю я. — Стокгольм, собственно, меня никогда не привлекал; не могу сказать, что я стал бы занимать деньги, чтобы туда вернуться. — Эта проклятая Царица едет, значит, в Кальмар, и там будет конец моим мучениям.
— Тогда вы заплатите мне до Гемлы, и сорок эре доплаты, — говорит кондуктор. — А в Гемле вам придётся взять билет до Кальмара.
— Но я только что заплатил сто восемнадцать крон, — возразил я. Но я всё же заплатил, и ещё эти сорок эре, — это выходит одна крона и шестьдесят эре дополнительно. Но терпению моему пришёл конец, в Гемле я стремглав вбегаю на станцию и кричу в окошко кассы:
— Как далеко я могу проехать по этой линии?
— Как далеко? До Кальмара, — отвечают мне.
— Не могу ли я проехать дальше, разве невозможно проехать ещё хоть немного дальше?
— Совершенно невозможно. Дальше — Балтийское море.
— Хорошо, билет до Кальмара!
— Какого класса?
Он спрашивает, какого класса! Этот человек явно не знал меня, ничего не читал из того, что я написал, Я ответил ему так, как он того заслуживал.
— Первого класса! — ответил я.
Я заплатил и занял своё место в поезде.
Наступила ночь. Мой неприятный спутник вытянулся на своём диване и закрыл глаза, молча, не бросив на меня и взгляда. Как мне убить время? Я не мог спать, я вставал каждую минуту, осматривал двери, открывал и закрывал окно, зяб, тяжело вздыхал. Вдобавок мне приходилось каждый раз, когда поезд останавливался, быть настороже из-за этой несчастной Царицы. Я начинал понемногу клясть её.
Наконец-то настало утро. Мой спутник встал и выглянул в окно; затем он сел, совершенно бодрый, и принялся опять читать, по-прежнему не глядя на меня; казалось, его книге не будет конца. Он меня раздражал, я пел, я свистел, чтобы досадить ему, но ему ничто не могло помешать; я от души предпочёл бы вернуться к разговорам о ящуре вместо этого бессловесного важничания.
В конце концов, это стало нестерпимо, я спросил его:
— Позвольте спросить, куда вы едете?
— А, — отвечал он, — тут, недалеко. Это было всё.
— Вчера мы переехали корову, — сказал я.
— Что вы сказал?
— Вчера мы переехали корову.
— Ах, так.
И он снова стал читать.
— Продайте мне эту книгу, — сказал я вне себя.
— Книгу? Нет, — ответил он.
— Не продадите?
— Нет.
Тем дело и кончилось. Он даже не взглянул в мою сторону. Я впал в совершенное уныние от этого упорства. Собственно, и в этом была виновата эта злосчастная Царица — в том, что я встретился с таким человеком, — она поистине доставила мне много неприятностей. Но всё будет забыто, когда я встречусь с ней; ах, как я опишу ей все мои невзгоды, расскажу ей о том художественном очерке, о человеке, который ждал меня в Мальмё и которым я пренебрёг, о моём путешествии, сначала по Стокгольмской линии, потом по Кальмарской, — да, фрёкен! О, я, конечно, произведу на неё впечатление снова. И ни малейшего намека
