воспоминаниям Ирины Одоевцевой, и вряд ли удивился бы, затеряйся тогда Присманова в этом громкокипении. Но в 1923 году в Литературном сборнике журнала 'Эпопея', то есть издании Андрея Белого, появились два стихотворения Присмановой - 'Нет весной на свете лишних...' и 'Что ни вечер лунный плуг // роет неба лоно черное...' [4]. Не затерялась.
Вероятно, этим же годом можно датировать образование литературной группы '4+1', в которую кроме Анны Присмановой входили еще три поэта Георгий Венус, Семен Либерман, Вадим Андреев, и один критик - друг Андреева по Константинополю (и, кстати, будущий свояк) - Бронислав Сосинский [5]. Все участники группы уже в Берлине и еще не покинули его, знакомы и посвящают друг другу стихи. Георгий Венус тогда сотрудничал в 'Литературном приложении' (под редакцией графа А.Н.Толстого) к газете 'Накануне', то есть в приложении, которое выльется, под анонимной редакцией Р.Гуля, в 'Литературную неделю' и предоставит свои страницы Г.Шенгели, О.Мандельштаму, М.Волошину, а также и вовсе неизвестным или малоизвестным авторам: В.Пиотровскому [6], например... К началу 1924 года в 'Литературной неделе' вслед за Венусом объявляются и остальеные члены пятерки, публикуют, правда, в основном не стихи, а рецензии на книги и небольшие статьи - обычная литературная поденщина, но в таких вот заметках довольно щедро разбросаны высказывания о поэте и поэзии, подобные которым позднее появятся в критических статьях, посвященных самой Присмановой: говоря о других, поэт выстраивает свою систему самоограничений, ищет слова, необходимые для того, чтоб высказать себя. Он уже начинает диктант критикам. Такова рецензия А.П. на Екатерину Галати, в которой находим и этот пассаж: 'Поэтесса нашла бы свою дорогу, если-бы вышла из- под власти 'дубравных водопадов''...' и последовала бы за той своей радостью, которая 'пахнет канатами и смолой' [7]. В критических этюдах, тонких, изящных, но и метких, которые помещал в газете С.Либерман, чувствуется та же 'теоретическая платформа'. Именно 'отсутствие в поэзии Присмановой поэтических нимф и асфоделий' отметит много позже Г.Адамович [8]. Исключительно это 'отсутствие', пожалуй, объединяет четырех берлинских поэтов.
Объединяющее 'не', роднящее отрицание, четыре неравные друг другу единицы, к тому же - 'плюс один'. Если бы они не выпустили общую книгу стихов, поставить рядом в строчку их имена было бы непредставимо: увлеченный ритмами Андреев, Венус, пишущий 'военные' (читай - 'белые') стихи, Либерман, который был тогда еще 'в сильном Пастернаке', и увлеченная Кузминым Присманова, со всеми своими 'неоправдвнными срывами в стихах' [9].
Только Венус и Присманова имели опыт публичных выступлений: обоим довелось участвовать в заседаниях Дома Искусств в 1923 году (Анна выступала там 18 мая), выступление-манифест группы '4+1' вряд ли имел место, а уж писанной литературной программы и подавно не было, их объединение больше походило на прибалтийское землячество; книжку, однако, они издали. Под крышей все той же 'Накануне' ('сменовеховской', конечно, газеты, но речь, слава Богу, не о том). Затевали, по всему видно, свое издательство, но успели в нем выпустить кроме общей книги группы лишь 'Свинцовый час' Вадима Андреева [10]. Первую (и последнюю) свою книгу, книгу-манифест, назвали 'Мост на ветру' [11]. Поэты представили стихи, а Сосинский открыл сборник статьей под довольно претенциозным заглавием 'Улыбка на затылке', снабдив ее вдобавок эпиграфом из 'Хода коня' В.Шкловского. Сохранился отклик на 'Мост на ветру' - в 'Литературной неделе' от 27 апреля 1924 года [12], признающий 'отчетный сборник группы поэтов 4+1 небезынтересным', и с пожеланием увидеть их следующие сборники. Которых так и не последовало. Группа распалась сама собой: Андреев засобирался в Россию, но в конце июля 1924, то есть через месяц после выхода 'Свинцового часа', не дождавшись желанной репатриации, перебрался в Париж, туда же отправился Сосинский, там же оказалась и Присманова; остался Георгий Венус, в 1925 году он выпустил в Берлине книгу стихов [13], в которой есть посвящение Анне Присмановой: '...Ты прошла вдоль разбитого поезда...'. Он единственный из них вернулся в Россию, где был арестован и расстрелян.
Присманову справедливо относят к 'парижским' поэтам, именно с этой, довольно условной впрочем, группой, объединяющей поэтов далеко не равноценных по дарованию и с самыми различными устремлениями, начиная с 1925 года связана вся ее жизнь. Когда В.Яновский пишет: 'в те героические годы в Париже процветал 'Союз писателей и поэтов' - организация молодых... А 'Союз писателей и журналистов' состоял уже тогда из стариков, полудоходяг' [14], он имеет ввиду 'Союз молодых писателей и поэтов', в который в 1925 году вступила и Анна Присманова, объединение так называемых 'молодых' литераторов, то есть начавших публиковаться вне России, 'талантливых людей, не успевших прочитать нужных книг, продумать себя, организовать себя людей, вышедших из катастрофы голыми, наверстывающих кто как мог все то, что было ими упущено, но не наверставших потерянных лет' (Берберова)[15], до объединения в 'Союз' поддерживавших друг друга в группах 'Гатарапак', 'Палата поэтов', 'Через', в парижском 'Цехе поэтов' из знаменитого кафе Ла Болле. Адрес, по которому собирались члены 'Союза', не менее знаменит: дом 79, rue Denfert-Rochereau, где происходили регулярные вечера с теоретическими докладами в первом отделении и чтениями (со взаимными разгромами) стихов и прозы друг друга - во втором. Присманова являлась неизменным участником этих встреч.
Терапиано, обыкновенно дающий весьма условные, 'некрологические' портреты своих современников, в случае Присмановой отступил несколько от взятого описательного канона и проговорился таким вот относительно живым воспоминанием об Анне того времени: 'Она была в курсе теории литературы, умела говорить, порой страстно, но убедительно, сыпала цитатами и этим производила впечатление, особенно на младших. Не знаю почему, то ли из предосторожности, то ли подчиняясь каким- то своим мотивам, Присманова, как правило, всегда отговаривала начинавших поэтов, особенно женщин, писать стихи, доказывая, как трудно стать настоящим поэтом. Такие разговоры, конечно, в большинстве случаев не приводили ни к чему. Но все же не могу простить Присмановой того, что именно после таких разговоров, одна юная, но очень одаренная начинавшая - Н.Ж-а [16] бросила писать стихи, - бросила, конечно, совсем напрасно' [17]. 'Активное участие Анны Присмановой в литературных делах парижского литературного поколения' [18] Терапиано связывает с ее замужеством. Может и верно, во всяком случае, Анна Присманова действительно вышла замуж за Александра Гингера в 1926 году, в 1925 родив первенца, Василия, а спустя три года - и второго сына, Сергея; сыновья двух русских поэтов, Базиль и Серж, до сих пор живут во Франции. Присманова могла познакомиться с Александром Гингером не позднее 1924 года, мартом подписано его первое стихотворное посвящение Анне - вычурное, с нарочито изломанным ритмом признание - поражения солнцепоклонника перед 'лунною, стихотворительной силой' [19]. Образ 'супруги, взысканной душой' появился в стихах Гингера и того раньше - в феврале.
Ко времени встречи с Присмановой Гингер, успевший 'закончить печатанием' первый сборник стихов [20], - стал уже популярной личностью в литературном Париже. 'Еще до 'Союза писателей и поэтов' бывали другие литературные кружки. На тех, доисторических вечерах гремели звезды раннего периода: Евангулов, Божнев, Гингер, (Зданевич, Шаршун). В подвале кафе, на столике во весь рост стоял жизнерадостный Евангулов и выкрикивал стихи на манер Маяковского. Когда в подвал спускалась дама в мехах, он прерывал строфу и говорил очень почтительно: 'Сюда, графиня, сюда, пожалуйста!' Из этих поэтов только один Гингер, пожалуй, остался', - вспоминал В.Яновский [21].
Мемуаристы проявляли редкостное единодушие в отношении Гингера: безоглядный азартный игрок из самых 'фанатичных' на 'блистательном Монпарнасе' [22], 'пристрастный ко всему, где приходилось вступать в единоборство с неведомыми силами или испытывать капризы 'теории вероятностей' [23]. Цитировали его строчки:
