Марти ударил по двери убежища.
— Билл, пожалуйста, Билл… впусти нас!
Из-за двери раздался приглушенный голос Стоктона.
— Марти, если бы я мог, то впустил бы. Понимаешь? Я открыл бы, если это не подвергало бы опасности жизнь моей семьи. Клянусь тебе, впустил бы.
Последние слова потонули в звуке сирены и в резком крике ребенка.
Марти охватила паника, он обеими руками заколотил в дверь.
— Билл, — кричал он. — Ты обязан впустить нас! У нас нет времени! Пожалуйста, Билл!
В убежище загудел генератор, и две большие лампы, по 100 ватт каждая, осветили его.
Билл Стоктон прислонился к железной двери и закрыл глаза. Он качал головой.
— Я не могу, Марта. Не стой там и не проси. Я не могу. — Он плотно сомкнул губы, его голос дрогнул. — Не могу и не впущу.
Марти Вайс понял, что дверь останется закрытой. Он обернулся и посмотрел на фигуру, стоящую на ступеньках. Он почувствовал прилив нежности. Любви. И потери, в этот момент окончательной и бесповоротной. Он повернулся и глянул на закрытую дверь.
— Мне жаль тебя, Билл, — тихо, но отчетливо сказал он. — Правда. Ты выживешь. Ты переживешь все это. — Он заговорил громче: — Но на твоих руках будет кровь. Ты слышишь меня, Билл? На твоих руках будет кровь.
Стоктон смотрел на жену. Та пыталась что-то ему сказать, но не смогла. Стоктон слышал шаги Марти Вайса, уходящего по подвалу к Ступенькам. Руки доктора дрожали, и ему пришлось сжать их, чтобы унять дрожь.
— Ничего не поделаешь, — шептал он. — Или мы, или они. Всю мою жизнь… Bсю мою жизнь я был занят одним делом. Прекращал страдания. Облегчал боль. Лечил. Но теперь другие правила. Правила, время и место. Теперь, Грейс, у нас одна цель — выжить. Остальное не имеет смысла. И мы не можем допустить, чтобы это имело значение.
Он резко повернулся к двери.
— Марта! Джерри! — заорал он. — Все вы! Каждый! Убирайтесь отсюда! Не стойте в моем доме!
Он услышал, что за его спиной плачет его сын.
— Черт возьми! Черт возьми! Если на моих руках и есть кровь, вы сами в этом виноваты!
Тут его охватила дрожь. Усталость мгновенно поразила его. Он чувствовал, что больше не в силах стоять, и сел на кровать.
Где-то вдали звучала сирена. Билл Стоктон закрыл глаза и постарался ни о чем не думать. Но сирена выла, и он чувствовал сильную боль.
Перед домом Стоктонов собрались соседи. Кто-то принес портативный приемник, и голос диктора тревожно сопровождал шепотом задаваемые вопросы и всхлипы детей и женщин.
Харлоу вышел от Стоктонов и стоял на крыльце. За ним появились Марти Вайс и его жена.
Марта Харлоу, крепко держа детей за руки, протолкнулась сквозь толпу.
— Джерри, — донеслось до крыльца, — что произошло?
Харлоу покачал головой.
— Ничего особенного. Я думаю, нам лучше разойтись по домам и укреплять погреба.
— Это безумие! — сказал кто-то из мужчин. — На это нет времени. У Билла самое приспособленное место, где будет толк.
Какая-то женщина зарыдала.
— Бомба может упасть в любую минуту! — Ее голос был безумным. — Я знаю, она упадет в любую минуту!
— Говорит радиостанция «Конелрад», — говорили по радио. — Говорит радиостанция «Конелрад». Мы по-прежнему в состоянии Желтой Тревоги! Если вы — государственный служащий или работник отряда спецназначения, а также сотрудник ГО, вам необходимо немедленно явиться на свой пост. Если вы государственный служащий или работник. Дальнейшее потонуло в потоке голосов.
Крупный, дородный мужчина, живший на углу, пошел на крыльцо Стоктонов. У него на пути стоял Джерри Харлоу.
— Не тратьте время, — сказал Харлоу. — Он никого не впустит.
Мужчина беспомощно повернулся к своей жене, стоящей у самого крыльца.
— Что мы будем делать? — сказала она панически. — Что же нам делать?
— Может, нам выбрать чей-нибудь погреб и начать там работать? предложил Марти Вайс. — Принести туда все наши запасы — еду, воду и прочее.
— Это несправедливо, — сказала Марта Харлоу и указала на дом Стоктона. — Он там внизу, в бомбоубежище. В абсолютной безопасности. А наши дети должны ждать, когда упадет бомба!
Ее девятилетняя дочь начала плакать, и Марта, обняв ее, опустилась на колени.
Крупный мужчина на ступеньках крыльца обернулся и посмотрел на соседей.
— Я думаю, будет лучше спуститься в погреб и ломать дверь!
В неожиданной тишине вновь раздался вой сирены, и десять или двенадцать человек теснее прижались друг к другу.
Из толпы вышел другой мужчина.
— Гендерсон прав, — сказал он. — Нет времени на споры и прочее. Мы Должны спуститься и войти в убежище!
Ему ответил дружный хор голосов. Гендерсон спустился с крыльца и пошел через двор к гаражу. Харлоу крикнул ему вслед:
— Одну минуту! — Он сбежал по ступенькам. — Черт возьми! Подождите! Все мы там не уместимся!
Раздался скорбный голос Марти Вайса:
— Почему бы нам не бросить жребий и не выбрать одну семью?
— Какая разница? Он никого не впустит, — отозвался Харлоу.
Гендерсон потерял уверенность в себе.
— Мы можем спуститься туда и сказать ему, что против него вся улица. Это нам по силам.
И слова его были встречены одобрительными возгласами. К Гендерсону протолкался Харлоу.
— Какого черта нам это даст? Повторяю вам. Даже если мы высадим дверь, места на всех не хватит. Мы все пропадем ни за что.
Миссис Гендерсон сказала:
— Если это поможет спасти хотя бы одного из наших детей, я буду считать это важным.
И снова все согласились.
— Джерри, — обратился Марти Вайс. — Ты знаешь его лучше, чем любой из нас. Ты его лучший друг. Почему бы тебе снова не спуститься туда? Попробуй его уговорить. Умоляй его. Скажи ему, пусть выберет одну семью — бросит жребий или что-нибудь в этом роде.
Гендерсон большими шагами приблизился к Марти.
— Одну семью, ты о своей говоришь, Вайс, не так ли?
Марти повернулся к нему.
— Ну а почему бы и нет? Почему, черт возьми, и нет? У нас трехмесячный ребенок…
— Какая разница? — вступилась жена Гендерсона. — Разве его жизнь имеет большую ценность, чем жизнь наших детей?
Марти Вайс обратился к ней.
— Этого я не говорил. Если вы собираетесь спорить о том, кто более достоин жить…
— Почему бы тебе не заткнуться, Вайс? — крикнул Гендерсон и в диком, безумном гневе обратился к остальным: — Вот что выходит, когда здесь селятся иностранцы. Настырные, загребущие полукровки!
Лицо Марти побелело.
— Ты — идиот с мусором вместо мозгов, ты… Всегда найдется один такой гнилой, безмозглый кретин,
