— Нет, но ассистент…
— Да плевать мне на твоего систента! Если на старом оборудовании еще можно работать, что ж ты резину тянешь?
— Мне сказали, что будет новое и…
— Не будет! Работай на том, что есть. Тебе, кажется, все сюда привезли. А, Муса? Привезли?
— Да уж конечно, — отозвался Мусагиров.
Докукин взглянул на последнего с откровенным ужасом и промямлил:
— Я… это… готов, но только не надо оказывать на меня давление, потому что… потому что я должен припомнить некоторые нюансы синтеза. У меня все было записано, но при… при перевозке некоторые данные были утрачены… мне придется воссоздавать заново.
— Ну так воссоздавай! — сказал Киврин. — Вот прямо садись, бери карандаш, ну и пиши что надо. Можешь вот винишка хряпнуть для ума. Хотя не надо винишка. Ты суслик тщедушный, еще склеишься с бухалова, вообще тему сечь перестанешь. Жди потом, пока очухаешься. А мне ждать некогда. Мне результат нужен. Понятно тебе, очкарик, результат? Кстати… — Киврин с доверительным видом притянул к себе Докукина за шею и проговорил: — Женю Охотникову… знаешь?
Докукин вздрогнул.
— Так вот я с ней беседовал насчет тебя. Ты ведь, говорят, даже предложение ей делал — типа пожениться? Молодец. Только ведь она девчонка видная, а ты вон какой задохлик. Наверное, чем другим баб цепляешь? Я имею в виду мозги. А ты о чем подумал? — И Киврин захохотал, видимо, довольный своей невзыскательной шуточкой, и примеру хозяина последовала его угрюмая свита.
Потом Киврин посерьезнел и сказал:
— Я имел в виду мозги, вот ты мозгами и пошевели. Раскинь, так сказать. Я тебя не заставляю вовсе, ты сам волен выбирать. Только вот сам подумай: твоя без пяти минут жена сперла у меня деньги, а ты, как будущий ее муж, должен их отработать, а? Должен. А как отработаешь, так я тебе ее прямо и сосватаю, без базару. Как? Идет?
Докукин моргал.
— В общем, я вижу, что ты меня понял. Я пока что закушу, а ты, братец, иди-ка в свою лабораторию и сработай там что-нибудь поприличнее. Повспоминай, как порошок для Тройного делал, теперь так же и для меня делать будешь. Давай дуй! А для укрепления памяти с тобой Тлисов пойдет. Он из всех хоть что-то понимает в этой… в химии. Вали, Тлисов.
И Киврин впился зубами в шашлык. Докукина увели. Мандарин подозвал к себе Мусагирова и произнес:
— Так… выяснили тарасовский адрес этой… Охотниковой, а, Муса?
— Ищем, босс.
— А побыстрее нельзя ли?..
— Так ищем.
— Через мусоров нельзя пробить, что ли?
— Особенно мне, — буркнул Муса, — я как раз по совпадению в розыске стою. Федеральном.
Киврин гневно воззрился на него и рявкнул:
— Ты мне давай не бубни, а дело делай. А то узнаешь у меня… Я же не говорю, чтобы ты сам к ментам лез или, когда пробьешь адрес, лично к шалаве этой мотал. Пошлешь ребят. Убедил?
— У вас всегда был прекрасный дар убеждения, босс, — без тени иронии сказал Мусагиров и отошел.
— Я вовсе не думаю, что вам, Федор Николаевич, стоит идти с нами, — заявила я. — Да и Ирма… Вот Чернов мог бы быть полезен, с его-то богатырской силушкой. Да, Федор Николаевич, с нами вам ехать не следует. Равно как и тут вам оставаться нельзя. Езжайте-ка домой, любезнейший господин Нуньес-Гарсиа, а еще лучше — туда, где вас никто и не догадается искать. Как, есть у вас на примете такое место или нет?
— Есть, — уныло ответил директор цирка.
— И что же это за место?..
— Ад, — еще унылее договорил Федор Николаевич.
Я даже плюнула от досады, хотя находилась в цивилизованной квартире, к тому же своей собственной.
— Вот только не надо строить из себя страдальца, изгнанного за веру, — сказала я. — Не растрогаете. Тем более что там, на даче, где держат Докукина, вы будете нам только мешать. Понимаете?
— Но я мог бы быть полезен в качестве… Ведь там они держат тигра, да?
— Ну.
— А я — дрессировщик.
— В качестве ужина для тигра, что ли, хочешь пойти? Тебя сначала Киврин распотрошит, а потом — Пифагор, если он действительно там, как говорит Женя, — угрюмо сказал Чернов. — Приманка ты ходячая…
При этих словах Чернова я выказала признаки оживления. Одно слово так и запало в мою душу: «приманка». Ну конечно же! Как же я сразу-то не догадалась!
Я подняла голову и произнесла:
— Знаете, Федор Николаевич, а ведь вы правы. Вы действительно можете быть полезны. В общем, у меня есть один нехитрый план, который может сработать и безо всякого голокопытенковского ОМОНа, если вести себя умничками.
Пока мы готовились к претворению моего плана в жизнь, почти стемнело.
Мы поехали на «КамАЗе» Ирмы. Быть может, это было несколько неблагоразумно, но так или иначе, выбора не оставалось. Мой собственный «Фольксваген» вторую неделю стоял в автосервисе и жаждал ремонта, а может, и вовсе ухода на покой, а «шестерка» Голокопытенко была брошена где-то около того места, куда мы, собственно, и направлялись с героической миссией — вызволять Докукина.
Я достаточно четко объяснила своим путникам поставленную задачу и сказала, что все, кто не хочет участвовать в рискованной вылазке, могут от поездки отказаться. Тем более что ни у Ирмы, ни у Лаптева, ни у Голокопытенко даже не было прямого резона ехать на эту злополучную дачу. Резон был только у меня: попытаться спасти Докукина. А то Мандарин с подручными просто его там разорвут. Могут еще и вменить ему в вину умыкнутые мной триста тысяч, хотя Коля вообще никакого отношения к их потере для Киврина не имеет. И как я оказалась права, когда так думала!
Чернов заявил, что у него тоже накопилось предостаточно поводов перемолвиться парой слов с мандариновской сворой. Богатырь прекрасно понимал, что в нашей вылазке можно и погибнуть, но то ли он привык рисковать — при постоянном-то общении с дикими зверями, — то ли был уверен в себе, но перспектива отправиться на тот свет его особенно не смутила.
Нуньес-Гарсию же трясло, но он, верно, хотел реабилитироваться за все те пакости, которые учинил по собственной трусости. В конечном итоге он оказался все же честным человеком.
У меня было два пистолета. Один я оставила у себя, второй отдала Голокопытенко, ведь свой «макаров» он уже сдал капитану Овечкину — вместе с удостоверением.
Да, о Голокопытенко. Его мы подхватили на выезде из города, предварительно договорившись, что он будет там нас ждать. Лейтенант, теперь уже можно сказать — бывший, облачился в какую-то страшную, невероятного желто-серого цвета куртку, относительно которой, очевидно, питал иллюзию, что она его маскирует.
Оглядев нашу разношерстную компанию — про себя я до поры до времени умолчу, — я сказала скрипучим голосом:
— Знаете, мне все это напоминает детскую песенку: «Тра-та-та, тра-та-та, мы везем с собой кота, чижика, собаку, кошку-забияку, обезьяну, попугая, вот компания какая!» Точно про нас песенка.
— Да уж пожалуй, — мрачно откликнулась Ирма.
Что по этому поводу думали Чернов и Федор Николаевич, осталось загадкой, потому что оба циркача находились позади, в фуре.
— Указывай дорогу, парень, — сказала бой-баба лейтенанту Голокопытенко. — Ты, кажется,
