памяти и вызывало страшное раздражение. — Плавуны разорили «моих» дикарей, дикари куда-то разбежались, потом какой-то поддонок напал на мать вождя Араго и утащил ее с собой за косы, а она… Вы чего?
Он смотрел на вытянувшиеся лица археологов. Лад даже поставил на землю миску, которая заплясала у него в руке, словно живая.
— Что ты сказал? — спросила Нэфри, с ужасом коснувшись пальцами губ.
— Я сказал, что эти сволочи…
— Нет, в самом начале…
— А… это… арта…
— Молчи! — перебила она с видом матери, впервые услышавшей от маловозрастного сына непристойного словцо. — Где ты это услышал?!
— Плавун сказал… или кто он там на самом деле?
— Кому сказал?
В воздухе сгустилось напряжение. Все археологи смотрели на Ноиро. Тот растерянно пожал плечами:
— Думаю, мне. Я же хотел увести оттуда старуху, вот он меня и выбранил…
Постаревший и осунувшийся Лад сидел, охватив голову и прижав лоб к коленям. Глухо и тихо проговорил он куда-то себе под ноги, в землю:
— Он тебя не выбранил. Он тебя проклял. Это Улах-шаман.
— По-моему, это глупо, — сказал Ноиро, наблюдая, как археологи баррикадируют вход в домен и устраивают свои спальники так, чтобы можно было в любой момент вскочить и схватить оружие.
Нэфри села рядом с журналистом, намереваясь караулить не то его, не то от него.
— Зачем мы нужны этим дикарям, чтобы они пошли сюда? И вообще, по-моему, шаман блефовал. Я ведь мог и выстрелить…
— Ноиро, а ты не хочешь наконец заткнуться? — поинтересовалась девушка.
— Хочу. Но все так суетятся…
— Тогда заткнись. Йвар однажды собственными глазами видел последствия этих двух «бранных» слов. До этого он тоже над мракобесием смеялся и Улаха не знал.
Ноиро невесело усмехнулся:
— Значит, у меня есть надежда убедить его в альтернативных взглядах на историю? Ладно, не злись! Ну не плакать же мне теперь!
— Я на твоем месте всплакнула бы.
— А кого из проклятых видел Лад?
— Одного из археологов. Это случилось десять лет назад и, конечно, я того человека никогда не видела. Лад до сих пор об этом рассказать не может, трясет его…
— Да… печально. Но я-то себя нормально чувствую!
Она приблизила губы к его уху и шепнула:
— Все-таки, ты тоже не так прост, каким кажешься, и у нас есть надежда…
Ноиро резко повернулся к ней:
— Я знаю, где видел тебя раньше! Этот огненный оттенок… Ты прыгнула тогда на радугу и…
Нэфри зажала ему рот ладонью:
— Молчи, говорю! — и опасливо покосилась по сторонам. — Что ты кричишь?
Даже в свете факела было видно, как она покраснела.
— И что такого? Меня на радуге тоже потрепало…
— Да я потом три дня как чучело наряжалась, чтобы на меня не пялились, как будто я голая. Пф! Побывал бы ты в моей шкуре, я бы посмотрела!
При одном воспоминании о том случае целый вихрь «стражей перекрестка» закружил над нею. Журналист ничего не успел с собой поделать: кровь забурлила, в паху стало горячо, напряглось и заломило, а сердце в бешеном ритме выдало барабанную дробь. Воображение нарисовало такое, что и описывать неловко, а разглядывать — заманчиво. Ноиро ничего сейчас не хотелось, кроме как стиснуть гибкое смуглое тело Нэфри, а потом до боли, до стонов мять губами ее губы, войти в нее и обладать ею до умопомрачения, до полного бессилия, до…
— Протоний покарай! — прохрипел он, вспоминая алчущие глаза знакомых и незнакомых женщин. — И я еще удивлялся! Вот как оно действует!
Нэфри с подозрением взглянула на него, словно раздумывая — пора отодвинуться или нет?
— Прости, прости, но это действительно сильнодействующая штука, — Ноиро поморщился, пытаясь все-таки подавить не стихающее желание. Нэфри и сама по себе нравилась ему, а тут еще отблеск чужого мира… Или не чужого — просто неизведанного? — А зачем ты меня облила водой? Отомстила?
— Ну что, гасим свет? — спросил Лад.
Матиус встал и специальным ковшичком пригасил все факелы в домене.
— Если бы я хотела отомстить, — донесся шепот Нэфри, — я просто легла бы спать, позабыв о твоем существовании.
— А наутро доктор Орсо констатировал бы мою внезапную смерть во сне?
— Вот именно!
— О! Значит, этот поступок дает мне право надеяться?..
— Какой ты…
— Раздолбай?
— Вот именно! Ты — в реальной опасности, а думаешь неизвестно о чем!
Ноиро огорченно шмыгнул носом:
— Почему же неизвестно? Скажу по секрету: я вообще всегда об этом думаю…
— Хватит уже! Я не ханжа, но когда обстоятельства…
— Ладно, я понял, понял! Расскажи лучше, как у тебя это было в первый раз?
— Ты опять?! — в гневе едва не завопила она и со всего размаха треснула журналиста по плечу.
Ноиро отпрянул:
— Да я про «третье» состояние, вот сумасшедшая!
Нэфри смутилась, а потом они прыснули и тихо захохотали. Первой не выдержала она и закатилась в голос.
— Про… про… стите мен… меня! — постанывала девушка. — Не… не мо… гу!
— Ты чего там? — недоуменно спросил Матиус.
— Смешно им, — скептически ответил Лад. — Повод прекрасный! Потрясающее легкомыслие!
Ноиро хрюкнул и закрыл лицо скомканным одеялом, гася в нем смех. Нэфри вытирала слезы.
— Да пусть ржут! — хмыкнул Клив, который и сам не прочь бывал позубоскалить, но вскоре не утерпел и он. Не зная причин веселья, просто зараженный звуками, испускаемыми Нэфри, он затрясся в приступе хохота, а через минуту весь домен трясло от раскатов гогота: это смеялись остальные археологи.
— Эй! — крикнули с порога. — У вас там все нормально?
Лад что-то проскулил в ответ. Недоумевающие коллеги из двух других доменов так и не поняли, что произошло, однако, строя различные предположения, удалились в свои жилища.
— Ладно, — прошептала Нэфри, когда все наконец угомонились и наступила непривычная тишина. — Расскажу. Впервые я «вышла» в пятнадцать лет. Случайно. Подумала, что умерла, ужасно перетрусила, но потом решилась попробовать снова и снова. Пока мама не рассказала мне, что это можно делать вполне осознанно, я вообще считала, что одна в своем роде.
— А что, твоя мама тоже умеет?..
— Нет. Говорит, что боится пробовать. А отец, говорит, умеет. Правда, я его не знаю. Он шаман, живет в одном маленьком городишке в Узлакане.
— Экзотика!
— Я тоже так думала, а потом мама мне сказала, что у него там каменный дом и бытовая техника. Представляешь — шаман со стиральной машинкой!
