планировали уже давно, и погибли бы в загоревшемся при посадке самолете, как все сто двадцать девять пассажиров и экипаж. Именно столько людей было на борту в том злосчастном рейсе…
Но на самом деле необычные вещи происходили с ним куда чаще, чем это было известно родителям.
В десять лет Ноиро сильно заболел. Он лежал в своей комнате и горел, дрожа от жестокой лихорадки. Приглашенный врач запаздывал, жаропонижающие не помогали, температура карабкалась по столбику термометра с пугающим упорством…
Мать и отец сидели рядом, не в силах помочь, а Ноиро тихо бредил.
— Пить, пить! — иногда стонал он.
Сначала в глазах появились желтые пятна. Они закрывали собой все — родителей, предметы. Когда он поднимал тяжелые веки и смотрел в потолок, там, по белому полю, ползали желтые чудовища с неясным обликом. Вскоре все начало меркнуть. Мальчик перестал видеть.
— Включите свет, мне страшно! — просил он и слышал, как рыдает мать, потому что в комнате горели все осветители.
Но ему уже стало все равно. В какой-то миг свет вспыхнул, жар ушел, комната покачнулась и встала на место. Пытки больше не было.
— Мам, пап, я здоров! — сказал Ноиро, но пересохшее горло не выпустило ни звука.
Чтобы обрадовать их, Ноиро резко сел в постели и засмеялся.
Родители продолжали с ужасом смотреть на подушку, которая осталась у него за спиной.
Мальчик извернулся и получил пинок, отбросивший его к дальней стене спальни. А за окном было уже совсем светло — правда, свет был неестественно белым и тянул к себе, не позволяя сопротивляться. И еще в комнате царила пугающая тишина. Такой тишины здесь не было никогда!
С трудом оторвав взгляд от окна, Ноиро снова посмотрел на родителей и остолбенел.
На кровати перед ними разметался бледный ребенок без малейших признаков жизни. Тусклые белокурые волосы, спутавшись, раскинулись вокруг его лица на подушке, а глаза…
Ноиро закричал, но его никто не услышал.
Серо-голубые глаза мальчика на кровати были подернуты белесой дымкой и полуоткрыты. Челюсть безвольно отвисла, тонкая струйка слюны медленно стекала с края рта, пузырясь пеной.
Ноиро кричал и упирался, но неведомые силы волокли его к распахнутому в летнюю, почему-то светлую, ночь окну. Там, на постели, лежал он сам, такой чужой и отвратительно неживой.
— Я не хочу! — стенал он. — Я хочу назад!
Он все понял. Это была его смерть, суровая и равнодушная к нему и ко всем остальным. Это она обратилась в белое свечение и стояла там, за окном.
Мать уже вскочила, уже трясла опустевшее тело Ноиро за безвольные плечи, уже что-то кричала. По ее лицу текли потоки слез, отец пытался удержать ее, но она вырывалась и хотела поднять ребенка на руки.
Ноиро дернуло, будто током. При каждом рывке тела разрядом молнии било и его, свободного. И мальчик… обрадовался.
— Назад! — закричал Ноиро, не слыша себя, но точно зная, что будет так, как он скажет.
Снова пинок, кувырок, боль…
…Страшно болит голова, тело придавило гигантским прессом, но что-то изменилось, что-то сильно изменилось!
Ветерок, дующий из распахнутого в черную кийарскую ночь окна, холодил испарину, выступившую на лбу Ноиро. Волосы мигом промокли от пота.
Мальчик облизнул растрескавшиеся губы и попросил воды. Он никогда и никому не рассказывал того, что с ним случилось.
Но приоткрыть завесу своей тайны ему, однако, пришлось два года спустя.
Конечно же, как всякого ребенка, смутная угроза чего-то непонятного первое время его отпугивала. Стоило Ноиро ощутить в себе подозрительные симптомы — гудение и вибрацию во всем теле — как ему тут же мерещилось удушье, он паниковал, подскакивал и гнал от себя подступившее оцепенение. Иногда из-за этого он не давал себе уснуть на протяжении всей ночи, чтобы в полусне опасная сила не вышвырнула его из тела в белую ночь смерти.
Но однажды его сморило прямо днем. Он вернулся после учебы домой и сел в кресло отдохнуть, пока мама хлопотала у плиты. Сел в кресло, а очнулся в верхнем углу комнаты, под самым потолком.
Ноиро отчетливо различил не замеченную мамой паутинку на стыке потолка и стены. А еще в глаза бросалась тонкая трещинка на побелке.
Он висел в воздухе! Он был невесом, как во сне!
Мальчик всплеснул руками, как птица крыльями, и переместился из одного угла комнаты в противоположный.
«А-а-а, так я просто сплю!» — несколько разочарованно подумал он.
Вот сейчас просто надо постараться и открыть глаза. Вот… вот сейчас…
Ничего не получилось. Прежде, стоило ему подумать о возможности сна, наступало пробуждение.
Ноиро нырнул вниз и встал ногами на пол. Подошвы ничего не ощутили, но он понял, что при желании может ходить, как обычно.
С содроганием взглянув на себя, кульком развалившегося в кресле, мальчик решил, что раз уж это такой хитрый сон, то и делать в нем можно, что заблагорассудится. Например, прийти в кухню и подшутить над мамой. Хотя, конечно, это даже во сне не самая лучшая идея. В их семействе вот-вот ожидалось пополнение, отец едва ли не носил маму на руках, всем своим видом и поведением внушая Ноиро такие же трепетные чувства к ней и будущему брату или сестре.
Позевывая и потягиваясь, мальчик отправился в кухню.
— Привет! — сказал он маме.
Та не обратила на него никакого внимания.
— Ма-а!
Она взглянула на часы и продолжила помешивать какое-то варево, в задумчивости покусывая губы. Кажется, Ноиро был для нее невидим.
Чтобы проверить это, Ноиро запрыгнул на подоконник, перебрался на стол и, не схлопотав за это никакого наказания, решил снова полетать. Хороший сон! Попробовал бы он вести себя так же наяву!
— Ма-ма! Ма-ма-ма! Мама! — хохотал он, то взлетая к потолку, то пикируя на пол.
С таким же успехом Ноиро мог бы разговаривать с солнцем или звездами.
И вот в один из пируэтов его неудачно занесло и швырнуло на плиту. Мальчик смутно ощутил раскаленную кастрюлю и, поддавшись инстинкту, отпрянул. В тот же миг мама повернулась к плите. Оба они вздрогнули, как от удара током, и Ноиро понял, что каким-то невероятным образом очутился внутри огромного, как надутый воздушный шар, маминого живота.
Звуки вернулись. Все, что происходило снаружи, сюда доносилось глухо и слабо. Кажется, мама там что-то мурлыкала себе под нос. Зато здесь, внутри, было очень шумно, как обычно у нее в кастрюлях: что-то ухало в однообразном такте, что-то поскрипывало, булькало. И большую часть пространства занимал едва различимый в потемках кокон.
— Ой! — сказал Ноиро и, пригнувшись, заглянул сквозь стенки кокона.
Перед ним вниз головой в мутноватой жидкости не то лежал, не то висел младенец. Визит брата разбудил малыша, и он — она! — спросонья брыкнула маму пятками под ребра. Ноиро успел различить, как нечто длинное и тонкое, похожее на шланг, закручивается на шейке у еще не родившейся девочки тремя петлями.
Снова разряд — и Ноиро открыл глаза в своей комнате. Он помнил все так отчетливо, будто не спал.
«Получается, я родился во второй раз!» — засмеявшись, подумал мальчик. И еще он решил подождать, когда «оттает» онемевшая нога, а потом пойти к маме и рассказать ей этот презабавный сон. Они ведь все время спорили с папой, кто должен родиться. Хотя и Ноиро, и отец фантазировали о братике,
