Мы вновь остались втроем и некоторое время молчали. Молчание висело в комнате почти ощутимое на ощупь – тяжелое и неприятное. Возможно, причиной тому было еще и чувство совсем рядом бродящей смерти. Ведь мертвый охранник все еще находился в здании, и от сознания этого становилось жутко.
– Похоже, я заказан... – пробормотал через какое-то время Беккер-старший.
– Отец, тебе не кажется, что первое нападение и сегодняшнее между собой связаны? – обратился к нему Виталька.
– Я не знаю, что и думать, – беспомощно ответил тот. – У меня голова идет кругом.
– Грабители были первые незваные гости или псевдограбители, – вступила я в разговор, – но у вас явно есть недоброжелатель, очень жаждущий вашей смерти и готовый добиваться достижения своей гнусной цели всеми способами и силами.
– Недоброжелателей у меня немало, но чтобы среди них был такой. Этого я, конечно, не предполагал, – вздохнув, произнес Валерий Павлович.
Меня сказанное им немного возмутило. Он говорил так, будто напрочь забыл то, что недавно открылось о Вьюнце. А ведь у его совсем еще недавно закадычного друга был вполне обоснованный мотив для недоброжелательства. Особенно теперь, когда компаньоны не пришли к консенсусу в вопросе раздела предприятия.
Я хотела высказать свое мнение и вновь поднять вопрос об Олеге Станиславовиче, но в комнату вошел высокий, довольно симпатичный мужчина в несколько мятом сером костюме с черной папкой под мышкой. Лицо его было озабоченным. Но три глубокие продольные и две вертикальные между бровями морщинки на лбу говорили о том, что озабоченность – след не сиюминутного происшествия, а систематически происходящих событий.
Незнакомец кашлянул в кулак и сухо представился:
– Старший следователь Матвиенко.
Мы все невольно кивнули в ответ, как бы говоря: «Очень приятно», хотя каждый из нас в отдельности понимал, что, в сущности, приятного в предстоящем общении будет мало, так как вся сложившаяся ситуация отвратительна.
Следователь начал задавать вопросы, такие же, на которые мы отвечали до этого, и нужно было повторно рассказывать то же самое. Я к этому относилась спокойно, так как не впервые сталкивалась с работой правоохранительных органов и знала, что, может быть, свои слова придется повторить еще неоднократно. Беккер же явно нервничал, считая все расспросы пустой тратой его драгоценного времени, а записи, которые делал следователь, и вовсе раздражали его, так как то же самое уже записывал Брысько.
– Буквоеды! – процедил он себе под нос, а Матвиенко сделал вид, что ничего не услышал, и молча продолжал записывать наши показания.
Во время беседы к нам периодически заглядывали другие члены бригады, то спрашивали, а то сообщали что-то. От них мы узнали, что тело охранника уже увезли и что большую часть сотрудников отпустили, так как множество снующих туда-сюда любопытствующих только мешает работе милиции.
Опера, как оказалось, связались с ГАИ, сообщив сведения о машине без номеров, на которой укатил, по словам Витальки, «рыжий». Но никаких ответных сообщений пока не поступало.
Следователь, безусловно, заинтересовался и моей личностью. Пришлось рассказать всю правду- матушку. Он удивился, в двух словах выразил свое уважение и стал, как мне показалось, смотреть на меня несколько иначе.
– Почему же с преступниками боролись только вы, когда рядом находились два здоровых и полных сил мужчины? – удивленно спросил он.
– Все это произошло моментально, в какие-то мгновения, – ответила я. – Мне удалось сориентироваться быстро только потому, что это моя работа и я уже имею неплохие навыки, привыкла производить оценку ситуации и принимать нужное решение, реагировать на нее.
– Отец не совсем здоров, – заявил вдруг Виталька, вступаясь за несправедливо обиженного папашу. – Он ранен.
Валерий Павлович выпучил глаза от столь неожиданного заявления. Я тоже такого поворота событий, конечно, не ожидала.
– Как? – спросил следователь, продолжая писать и не отрывая взгляда от бумаги.
Беккер-младший и тут не опомнился и кратко изложил все, что произошло недавно ночью в их доме. Наверное, в его голове зрели какие-то выводы и соображения, которые и послужили толчком к такому заявлению. Он, вероятно, решил, что первое и второе нападение, без сомнения, связаны между собой, а потому о первом следует известить милицию в целях содействия следствию и его ускорения.
В планы же Валерия Павловича вряд ли входила такая откровенность. Тем более что он сразу решил не заявлять о произошедшем. Теперь следовало как-то объяснять это. Если бы не сотрудники предприятия, предусмотрительно и своевременно позаботившиеся о вызове милиции, и если б не труп охранника, он, может быть, вообще не стал бы прибегать к помощи органов, а тут волей-неволей приходилось становиться откровенным.
Я, честно говоря, к милиции всегда относилась несколько скептически, но в этот момент подумала, глядя на Витальку: «А что? Пускай. Одна голова – хорошо, а две лучше».
Следователь весьма заинтересовался сообщением Беккера-младшего и как-то оживился. Выслушав до конца, он немного помолчал, анализируя информацию, а потом заключил, обращаясь к Беккеру- старшему:
– На вас определенно есть заказ. Думаю, вы не станете спорить, что сам «рыжий» не является вашим врагом и недоброжелателем? Он только исполнитель. Второй по счету исполнитель...
– Дело в том... – прервал его Виталька и сообщил обо всем том, что мне поведала тетушка, а я – ему о показаниях задержанного грабителя.
Матвиенко немало удивился такой полной осведомленности, но все же взял сказанное себе на заметку и тут же позвал одного из работающих на месте убийства охранника сослуживцев. Он отдал ему распоряжение, согласно которому тот должен был все выяснить и либо опровергнуть, либо подтвердить нашу информацию. Я нисколько не сомневалась, что, вернувшись, сотрудник скажет: «Да, так оно и было», поскольку сведения, предоставляемые тетушкой Милой, всегда являлись стопроцентно надежными. В этом я убеждалась не единожды.
– Так или иначе, – продолжал следователь, – но заказчик, как подсказывает мне опыт, больше не захочет воспользоваться помощью неудачника в парике, а будет искать нового исполнителя. Поэтому, во- первых, настоятельно рекомендую придерживаться прежних мер безопасности, во-вторых, отказаться от встреч с людьми, которые кажутся вам неблагонадежными...
Я дальше не слушала, уйдя в собственные размышления, так как все, что скажет Матвиенко, было мне наперед известно.
Закончив длинную поучительную тираду, следователь сказал:
– Так, ладно, пойду с народом побеседую, – и вышел из комнаты.
– Отец, – тут же, как только Матвиенко скрылся за дверью, сказал Виталька, – я не назвал имя Вьюнца, но, может быть, нам все же это сделать, пока... не поздно...
– Иди ты! – воскликнул Валерий Павлович, и без того обозленный на сына.
Потом он побурчал что-то себе под нос, а в качестве вывода заявил:
– Он, конечно, мразь, но...
Долго мы еще сидели в кабинете, то молчали, то обсуждали произошедшее. Беккеры благодарили меня за ловкость и находчивость, которую я проявила в данной ситуации. Валерий Павлович, потирая ушибленное при падении от моего спасительного удара место, заметил:
– Это того стоило, – и улыбнулся.
Виталька же чувствовал себя немного неловко, так как, не будь меня, он не смог бы никак защитить ни своего отца, ни самого себя. Он укорял себя за это, а я его успокаивала, говоря, что ко мне такая сноровка тоже пришла не сразу, что на то я и телохранитель, чтобы выполнять все то, чего не могут другие.
– Что же... что же делать? – закрыв лицо руками, в один из моментов проговорил Валерий Павлович.
Мы с Виталькой молчали, размышляя над тем же вопросом.
