гораздо веселей. И не так опасно. Будет с кем словом перекинуться. Да… А вот если не добрый? Тогда прощай еда и тепло… Или вдруг эльфы? А что, вполне возможно. Даже здесь. Разведчики к примеру…
Ильм остановился, испугавшись собственных мыслей. А действительно, стоит ли испытывать судьбу? Злые люди просто прогонят взашей, а вот эльфы церемониться не будут. Убьют изощренно. На это они большие мастера.
Он подавил в себе возникший приступ паники и прислушался. Вроде ничего подозрительного. Хотя какой из него, к лешему, следопыт? Смех один.
Ильм постоял немного, раздираемый сомнениями.
Возможно, зря он так всполошился. Сам себя запугал. Сколько дней совершенно открыто он шёл по дорогам, и всё обходилось. И люди ему попадались. И не было им никакого дела до одиноко бредущего парня. У всех свои горести и заботы. И нет никому ни до кого дела. Даже однажды пролетел мимо конный отряд латников. Ильм тогда поспешил убраться с дороги и простоял среди порыжелой травы, разглядывая во все глаза кольчужные накидки боевых коней, вороненые пластины доспехов воинов и притороченные за их спинами мечи и топоры. Отряд пронёсся прочь, а он, переждав ещё немного, двинулся дальше, стараясь не слишком внимательно рассматривать содержимое придорожных канав…
Ильм ещё раз принюхался. Теперь дымом пахло со всех сторон. А вдруг этот дым ветром принесло издалека? Тогда он просто попусту тратит время и рискует повторно заблудиться. Он осторожно развел в стороны колючие ветви.
Впереди, едва заметный глазу, мелькнул оранжевый огонёк.
Ильм задрожал. Совсем немного и неизвестно отчего.
Вот и костер. Теперь можно посмотреть, чей это лагерь. Осторожно, разумеется, посмотреть. Издали. Через какие-нибудь заросли. Так, что бы при случае можно было незаметно убраться прочь. Главное, не шуметь.
Ильм пригнулся и тихо пошёл вперёд. Совсем не шуметь, однако, не вышло. Ельник вокруг с каждым шагом, как назло, становился всё гуще и гуще. Сушняк своими костлявыми пальцам цеплялся за откинутый капюшон куртки, обдирал руки, норовил поцарапать лицо, метил острыми сухими прутьями в глаза.
Ильм сопел, пыхтел, прикрывался рукой, потея от каждого громкого хруста. Все чаще ему приходилось продирался сквозь заросли боком, а то и вовсе разворачивался и двигаться вперёд спиной. Казалось, что шум, который он издает, слышен на сто шагов вокруг. Очень хотелось надеяться, что ему хотя бы дадут возможность поздороваться, а не угостят без предупреждения арбалетным болтом.
Ильм опустился на колени в мягкий влажный мох и внимательно прищурил глаза.
Перед ним лежала небольшая лесная поляна. Почти в самом центре ее, внутри круга, выложенного из небольших камней, весело потрескивал, рассыпая вокруг себя искры, небольшой костёр. Над ним на толстой, вбитой в землю рогатине висел большой котелок. Над котелком вился пар.
Рядом сидел коренастый мужчина. Он немного горбился и задумчиво смотрел на пляшущее в круге камней пламя.
Незнакомец Ильму категорически не понравился. Сразу. С первого взгляда. И было за что. Черты его, надо прямо сказать, взор не ласкали. Немного оттопыренные уши, низкий лоб, горбатый нос, далеко вперёд выступающий острый подбородок.
Ильм перевёл дыхание и попытался отнестись к ситуации отвлеченно. Со стороны, так сказать. Как его учили? Не встречай человека по лицу. Хорошие слова, мудрые. Только легко внимать им в хорошо натопленной избе, когда рядом сидят старшие. А что делать здесь, в глухом лесу, один на один неизвестно с кем? И одет этот горбоносый очень странно. Короткий полушубок с отрезанными выше локтя рукавами, желтые стеганые штаны. На одной ноге натянут высокий сапог со шнуровкой по всей голени, на другой ботинок с потускневшей от времени металлической пряжкой. Вот это наряд! До войны не всякий бродячий комедиант решился бы так одеться… Сейчас, конечно, всякое может быть. Время такое. Увидеть можно всё что угодно. И далеко ходить не надо. Чего только стоит давешний возница в женском платье. Пришлось долго соображать, что надето на розовощёком молодчике, негромко матерящем печально тащившую телегу лошадку. Понимание пришло лишь при близком рассмотрении наряда. Оказывается если взять у богатой госпожи, или с богатой госпожи (в лихие времена это не имело особого значения) платье и обрезать у него подол, то потом его можно спокойно использовать как тунику. Ничего, что творение неизвестного портного трещит по швам, натянутое на могучий торс, зато тепло. Нить-то шерстяная. А засохшие пятна крови, рукава с раструбами, изящный вырез на груди и всё ещё местами стоячий воротник только придают ореол некоего романтизма мужчине….
Ильм поморщился.
К лешему этого господина у костра. Убираться надо, от греха подальше. Обратно в лес. Пусть в голоде и холоде, зато без всяких недоразумений. Он развернулся и медленно пополз назад.
— Чего ты там топчешься? Раз заглянул на огонек, то подходи ближе! — неожиданно прозвучал низкий голос.
И столько в этом голосе было повелевающей силы, что Ильм, удивляясь в душе тому, что делает, поднялся с колен и, понуро опустив голову, вышел из зарослей.
Тяжелый взгляд глубоко посаженных маленьких глаз смерил его с головы до ног.
Незнакомец помолчал ещё некоторое время и, наконец, соизволил разлепить тонкие, казавшиеся втянутыми внутрь губы.
— Ты откуда такой взялся оборванный и любопытный?
— Бродяга я…
— Не трудно догадаться, — на лице незнакомца не отразилось ни капли сочувствия, — я не это хотел узнать. Откуда ты? Кто твои родичи?
— Сирота я, — неохотно пояснил Ильм.
Начало разговора ему совсем не понравилось. Он уже начал подумывать о том, как половчее убежать обратно в лес, но вдруг заметил в руке собеседника метательный нож. Идею с побегом сразу пришлось отложить до лучших времен, ибо в настоящий момент она была чревата большими проблемами со здоровьем.
— Сирота, сирота — протянул лысый, словно пробуя слово на вкус, — хорошо, я тебе верю. Ты говоришь правду. Слушаю тебя дальше.
— Из Гнилухи иду.
— Из Гнилухи? — левая бровь удивлённо приподнялась.
— Оттуда…
— Что же там тебе не сиделось? Это ведь западное приграничье, считай даже граница, ведь так?
— Верно.
— Гнилуха большое селение, — задумчиво продолжил лысый, — богатое, и люди там не злые живут. Не одного, сто сирот приютят и к делу приставят. Странно, что ты там не ужился.
— Нет больше Гнилухи, — голос Ильма невольно дрогнул.
— Как так нет? Почему это нет?
— Эльфы, каратели. Всех, или почти всех, убили… Не знаю точно…
— Ты что плетёшь, недоносок! — глаза незнакомца сверкнули сталью.
— Правду говорю…
— Погоди, погоди. Насколько мне известно, там у вас гарнизон стоять должен. По-моему, сотни две кнехтов, да сотня арбалетчиков. Какие, к мороку, эльфы. Их должны были в капусту нашинковать.
— Должны были, — вздохнул Ильм, — да только, прискакал гонец с приказом от короля отвести солдат куда-то на другие позиции, не знаю куда. Пару десятков всего и оставили.
— Всё понятно, дальше можешь не продолжать, — нахмурился его собеседник, — значит, Гнилуху потеряли.
Он посмотрел Ильму прямо в глаза. Холодно и пристально.
— Как же так получается, — медленно, словно нанизывая слова, продолжил он, — все погибли, а ты тут стоишь передо мной живой и здоровый. Что, мужества не хватило за меч взяться и умереть в битве наравне со стариками, встретившись с врагом лицом к лицу?
Взор Ильма неожиданно заволокло кровавым туманом. Как наяву он услышал вновь лязг оружия, вопли и крики на улицах, треск горящих домов… Он с силой прикусил губу.
