А ведь этого нет у Экзюпери, внезапно сообразил Уолт. Нигде я об этом не читал.
Он прикрыл глаза. Тесня друг друга, промелькнули пейзажи ночных городов, над которыми он пролетал, которые видел. Все было так. Все было именно так, никакой фантазии. Неужели это видит он один? Один в целом мире?
Ну, ну, не преувеличивай, успокоил он себя. Писателям, должно быть, на это и бумагу тратить неохота. Для них все это само собой разумеется.
А если даже не само собой, так что? Ничего. Сам ты никогда ничего не напишешь.
И все-таки, когда думаешь о ночном городе не просто как о скопище огней, а видишь его живым, трепетным, сияющим средоточием мысли, то такой город прекрасен. Прекрасен своей неразгаданностью. Тем, что он сложен. И тем, что нет в природе ничего похожего. Не россыпь огней в небе, не мерцающий в ночи кристалл, не скопление ночесветок — он Город.
Огоньки поодаль, за которыми Уолт наблюдал, внезапно затмились, словно их прикрыла незримая рука.
Облако? Хотя воздух оставался прозрачным, облачко могло притаиться в темноте ночи. Не это насторожило Уолта. Подсознательно, по привычке его мозг мгновенно проделал чудовищную, если перевести ее на язык математики, работу — рассчитал, за какой момент времени при данном положении самолета практически неподвижная тень облака могла вот так накрыть огни поселка. Получалось что-то несуразное. Выходило так, что облако двигалось — и очень быстро.
Вывод не был четким и вполне осознанным. Летчик ощутил то же самое, что ощутил бы пешеход, который, машинально оценив движение транспорта, ступил на переход и вдруг обнаружил у себя под носом невесть откуда взявшийся грузовик.
Огоньки снова открылись. Посторонняя тень — опять же слишком быстро — ушла куда- то вправо. Такой скоростью, конечно, мог обладать самолет. Но никакой самолет не мог вот так закрыть собой скопление огней на земле.
Уолт продолжал напряженно вглядываться в темноту, как это некогда делали его предки. В стороне горела одинокая точка. Если ему не мерещится, если он правильно определил курс и скорость «пятна», оно вот-вот должно заслонить этот огонек.
Оно его заслонило.
А какое, собственно, ему, Уолту, до всего этого дело? Он отвечает за безопасность самолета, за выполнение задания, все прочее его не касается. «Пятно» не было самолетом, и оно уходило прочь, за пределы того «воздушного пузыря», который составлял зону безопасности РВ-91. Следовательно…
— Вальтер, как у тебя там — ничего не наблюдается?
— В каком смысле, капитан?
— В любом. По курсу…
— Ничего нет, — ответил Тухшерер. И тут же добавил. — Сейчас проверю.
Добавил он только потому, что его томила скука. Кроме того, его удивила необычная нотка в голосе капитана. Вальтер забыл о недавнем сигнале, но поиск в эфире машинально начал вблизи частоты 3000 мегагерц.
И сразу был вознагражден.
— Сигнал с пеленга в шестьдесят градусов! — ликующе воскликнул он. — Параметры…
Да, именно там сейчас находилось «пятно». Уолт готов был поклясться, что видит его, хотя как он мог различить его в темноте?
— Странный сигнал, — подытожил Вальтер свое сообщение.
— Может, что-то с аппаратурой? — спросил Уолт.
— Моя показывает то же самое, — подал голос Воравка.
— Бред собачий! — выругался Вальтер. — Сигнал не исчезает…
РВ-91 шел с почти звуковой скоростью, и пеленг на любой наземный источник должен был измениться.
— Прибавляю скорость, — сказал Уолт.
— Задание! — предупредил его штурман.
— У нас есть время.
Прошло минуты три.
— Пеленг? — снова спросил Уолт.
— Без изменений, — оператор тяжело вздохнул.
— Угу, — добавил Воравка. — Такое вот кино.
— Пора ложиться на курс, — забеспокоился штурман. — Взгреют нас на базе…
— Чему быть, того не миновать, — сказал Воравка, прекрасно понимая, что взгреют не его.
Все говорило о том, что погоню надо бросать. Офицеров предупреждали, что никаких «летающих тарелочек» в природе не существует, все это досужие вымыслы. Да и Уолт не мог припомнить летчика, которому бы доверял и который признался бы, что видел «нечто». Ходили всякие слухи, но слухи есть слухи.
И все же Уолт колебался.
— Источник раздвоился! — вскричал Тухшерер. — Пеленги 040 и 070!
Уолт мельком взглянул на плывущие внизу огни поселков. Они горели ровно и безмятежно.
Если он сейчас уведомит пункт наведения истребителей-перехватчиков, то оттуда запросят маяк- ответчик РВ-91, автомат даст отзыв, земля уточнит на экранах местонахождение самолета и прощупает локаторами весь район.
Все будет сделано, как должно, машина завертится, и…
— Пеленг 040 замер! — доложил Вальтер. — Такое впечатление, что источник опустился на землю!
— Нет пеленга… — добавил он растерянно.
— Какого? — быстро спросил Уолт.
— Никакого, — ответил за Вальтера Воравка.
Итак, все решилось само собой. Странный объект исчез, и нет смысла вызывать землю. Уолт не знал, огорчает ли его это или радует. Что-то во всем этом было не так.
7.35 по вашингтонскому времени — 14.35 по московскому
Диспетчерский зал Северо-американской энергетической системы мало чем отличался от московского.
В Калифорнии утро еще только занималось, тогда как над улицами Бостона, Нью-Йорка, Филадельфии уже стлался сизый дымок автомобильных выхлопов. Деловой ритм ускорял обороты гигантской производственной машины, которая за сутки перемалывала больше вещества и потребляла больше энергии, чем десяток действующих вулканов.
Заступив смену, Френк Маультон привычно окинул взглядом свое сложное и ответственное хозяйство. Энергетический пульс страны бился ровно. Рожденная пламенем угля, нефти, газа, падением воды, распадом атома, переданная за сотни и тысячи миль, энергия сгорала в печах и моторах, чтобы в то же мгновение возникнуть вновь. От Флориды и до Орегоны все бесчисленные генераторы работали в унисон, на бешеных скоростях, согласуясь друг с другом строже, чем мускулы человеческого тела.
Возле пригорода, где жил Френк, недавно построили новый аэродром, и Френк еще не привык засыпать под грохот реактивных двигателей. Но диспетчер, подобно актеру, должен оставлять свои заботы и свою усталость дома. Френк находил это естественным, хотя считал, что толика бодрости сейчас не была бы лишней. К счастью, все и на этот раз было в полном порядке.
Правда, вот так же все было в порядке ноябрьским вечером 1965 года за секунду до того, как территория США и Канады с населением в тридцать миллионов человек внезапно погрузилась во мрак. Когда в высотных бильдингах замерли лифты, когда на дорогах остановились электрички, из кранов перестала течь вода, а в сотнях операционных погасли бестеневые лампы.
До утра жизнь оказалась отброшенной вспять, города превратились в катакомбы, и миллионы людей охватило дыхание хаоса. Для того ли человек создал цивилизацию, оградил себя от бурь, ливней и холода, чтобы в одном из ее средоточий стать жертвой стихийных сил техники?
Этот вопрос задавали себе многие, но общественность так и не получила внятного ответа, что,
