Если от Благушина… Фамилию запомни: Благушин. Так вот, если эти люди от Благушина, расскажи им все. Постой, я записку напишу, а то тебе могут не поверить.
Я выдрала из записной книжки страничку. Черканула: «Этому человеку — верить!» Расписалась. Ничего умнее придумать я в тот момент не могла. Ну, да черт с ним. Поезд как раз, замедлив ход, подъезжал к какой-то станции.
— Давно он выпрыгнул? — спросила я у слегка обалдевшего от нашей реакции проводника.
— Н-нет, сейчас только…
Я бросилась в тамбур. Дядя Вася, всплескивая руками, — за мной. Я толкнула дверь. Она подалась. В проеме, покачиваясь, проплыл телеграфный столб. Дядя Вася сзади дернул меня за рукав. Пошел ты… Оттолкнувшись, я прыгнула.
Глава 4
Давно я уже не прыгала с движущегося поезда. Пусть с медленно движущегося поезда, но все же… Прямо как в боевике каком-нибудь. На ногах, конечно, я не удержалась. Впрочем, чего и следовало ожидать. Земля сразу вылетела из-под ног, и я покатилась по щебню — под откос. Ух, приехали. Хорошо, что я надела джинсы, а не юбку. Представляю, как бы я сейчас кувыркалась в таком виде.
Минут пять я полежала, размышляя, не сломала ли я себе какую-нибудь конечность. Все равно, теперь спешить некуда — Никуленко наверняка движется к станции. Нагонит. Если уже не нагнал.
Я снова поднялась на насыпь, где лежали рельсы. Осмотрелась вокруг: типичный урбанистический пейзаж — ржавые трубы, обломки шлакоблоков, прочая дрянь. И ни одного человека вокруг. Надо было хоть спросить у проводника, где мы проезжаем, а то…
Стараясь понять, с чего мне начинать поиски Никуленко, я попыталась представить, куда он мог двинуться. Противоположно движению поезда? По шпалам обратно в Киев? Маловероятно. Может быть, он забился в какую-нибудь трубу, под кирпичами где-нибудь спрятался? Похоже на него, но тоже вряд ли. Скорее всего, конечно, что он решил дойти до Тарасова. Или до любого другого населенного пункта, где он мог бы связаться с Тарасовом или Киевом. Значит, будем двигаться в направлении…
Бах!
Я инстинктивно присела и скатилась с насыпи. Еще два выстрела:
Бах!
Бах!
Стреляли, несомненно, в меня. Вокруг ведь, кроме меня, грешной, никого и не было. Кто? Я тихонько вскарабкалась обратно и осторожно высунула голову. Вроде никого нет. Может, это и не стреляли вовсе? Бывают же слуховые галлюцинации. Я выпрямилась в полный рост. Нет, никого. За огромной грязно-желтой трубой что-то мелькнуло. Я снова пригнулась. Кто-то бежал с той стороны трубы — над ее поверхностью двигалась чья-то голова. Я сразу прикинула скорость его передвижения и расстояние — метров двадцать. Бегаю я, слава богу, пока хорошо — тренируемся помаленьку. Когда этот «кто-то» добежит до места, где труба кончается, его будет там ожидать сюрприз. Неприятный. В моем лице.
Я спрыгнула вниз и со всех ног кинулась к трубе, перепрыгивая через железные прутья, ямы, разбитые кирпичи.
Черт!
Я споткнулась о какую-то дрянь и с размаху растянулась на земле. Вскочила. Бегущий человек остановился, потом, видимо, опираясь на что-то, быстро влез на трубу.
Никуленко!
Ну, а кто еще может здесь бегать?
Секунду мы смотрели друг на друга. Я не могла поверить, что он в меня стрелял. Вот ублюдок! А еще обиженного разыгрывал. Потом он поднял пистолет.
Бах!
Это уж точно не слуховая галлюцинация. Я упала за ближайшую груду мусора.
Бах!
Интересно, откуда у него ствол?
Слева от меня находилось какое-то недостроенное здание, вроде большой кирпичной трансформаторной будки. Метрах в трех. Я вся подобралась и перекинула — лучшего слова не нахожу — себя к ней.
Бах!
Бах!
Сразу видно непрофессионала. Настоящий киллер на его месте давно бы меня прикончил. Я спряталась за стенами будки, прислушалась: никакого движения со стороны противника. Я осмотрелась. По левую сторону от меня лежала такая же огромная труба, как та, за которой скрывался Никуленко. Она тянулась метров на тридцать, к шоссе, пересекавшему железную дорогу. Ага, а там будочка со смотрителем. Ну, как он называется, который шлагбаум поднимает-опускает? Если перебежать к этой трубе, то, прячась за нею, можно добраться до этой будочки, к людям. Что-то Никуленко притих.
— Григорий Львович, — крикнула я, — зачем вы в меня стреляете?
Вопрос, конечно, наиглупейший, но мне просто нужно было определить его местоположение.
В ответ — молчание.
Я рывком перебежала к спасительной трубе. Краем глаза успела заметить, что Никуленко исчез из моего поля зрения. Не маячит. Я выглянула еще раз. Нет его. Может быть, он решил как-нибудь обойти меня? Эх, была не была! Я, опершись на торчащий из трубы кран, вскочила на ее поверхность. Вон он где. Никуленко, спотыкаясь, бежал к шоссе. В своем заляпанном грязью развевающемся плаще он был похож на ворону. Быстро бежит. Для своих лет. И не понятно, кто кого больше боится — я его или он меня?
Я устало опустилась на ржавое железо. Преследовать этого мудозвона у меня не было никакого желания — вдруг случится чудо, и он не промахнется из своего пистолета, — да и сил тоже не было. Я просто смотрела. Ведь, по сути, мне нужно было сказать спасибо, что жива осталась. Спасибо, Григорий Львович!
Никуленко уже стоял на шоссе, размахивая рукой. Голосует. Сейчас тачку поймает и свалит куда подальше. Поймал. «Жигуленок» какой-то остановился. Номер на таком расстоянии разглядеть было невозможно. «Жигуленок» резко развернулся и помчался в сторону города. Это хорошо. Будем искать в городе.
Я спрыгнула с трубы и тоже побрела к шоссе. Нужно и мне как-то выбираться отсюда. Деньги у меня были, но и видок тоже… Густо вымазанные грязью джинсы на коленях продрались, маечка и джинсовая куртка также особой чистотой не отличались. Н-да, ну, ничего, на худой конец сойду за хиппи какую- нибудь.
Только сейчас я почувствовала, что погода прохладная. Осень, ничего не поделаешь. Я застегнула куртку.
Ну, Никуленко, ну, змей. Ему бы не художником, актером быть. Надо же, падла, как заморочил меня. Как родному поверила. Еще перед ментами напрягаться обещала. Дура. Дура я. Обвел, как малолетку, подлец. Так, выходит, и Нубина он завалил. В упор, небось не промазал, сука старая. А еще плакал передо мной. Нет, Григорий Львович, я уж постараюсь вас найти, если мне даже бабки за это не заплатят — все равно постараюсь.
С такими вот мыслями я подошла к шлагбаумной будке. Просто из интереса заглянула внутрь. Паренек лет шестнадцати-семнадцати, увидев мое лицо в окне, встал со стула и открыл рот. Я вошла.
— Привет, — говорю, — как зовут?
— П-петя…
Никуленко, что ли, его напугал? Или я такая страшная? Мальчик продолжал стоять. Я внимательнее посмотрела на него: одет он как-то странно — старая телогрейка, под ней маечка с какой-то эмблемой. И совершенно дико смотрелись на этом фоне его ослепительно белые джинсы, заправленные в валенки.
Я, очевидно, оторвала его от чтения — на столе перед ним яркой обложкой кверху лежала какая-то
