она, он сумасшедший! Культурная речь, тщательный выговор, показная честность, любезное обращение с пассажирами – все предназначено для того, чтобы вводить в заблуждение нормальных людей, чтобы никто не заподозрил в нем извращенного и вероломного безумца.
– Вы не посмеете публично выпороть – Дэвида или меня, – пригрозила она со всей храбростью, на какую была способна, надеясь как-нибудь урезонить его. – В вашей команде есть люди вполне достойные, которые никогда этого не допустят!
– Ах, вы не правы, моя дорогая, – ответил он таким тоном, что все ее надежды разом исчезли. – Они провели со мной много времени и полностью доверяют моему слову. Если я им скажу, что вы оба совершили достойные порки проступки, они не усомнятся.
– Но мы не совершали таких проступков! – закричала Мереуин. – Ради Бога, сэр! Меня превратили в рабыню против моей воли, а Дэвид послушался своего доброго сердца и попытался помочь мне!
Капитан Кинкейд задумчиво поскреб подбородок, а молодые люди придвинулись друг к другу поближе, горячая рука Дэвида нащупала маленькую ручку Мереуин и крепко сжала.
Этот невинный жест распалил злость капитана, и он твердо объявил:
– Вас обоих выпорют. Тебя, Дэвид, надо научить хранить верность. Что касается вас, мисс Макэйлис, новому хозяину, на мой взгляд, больше придется по душе девушка сговорчивая и послушная, чем своевольная дикая кошка. Вы будете сильно удивлены, до чего замечательно порка излечивает от излишней дерзости!
Он шагнул к двери каюты и приготовился отворить, но она словно сама собой распахнулась, едва не сбив его с ног.
– Черт тебя побери, Барроуз, – рявкнул Кинкейд. – В чем дело?
Налитые кровью глаза матроса горели.
– Я думал, надо быть наготове, если вы меня кликнете, сэр, раз собираетесь разобраться с парнишкой. – Он жадным взглядом окинул Дэвида и Мереуин, обнажив в жуткой усмешке гнилые зубы.
– Так ты подслушивал под дверью, мерзавец! – воскликнул. Кинкейд, скорее удивленно, чем злобно. – Надо бы мне и тебя выпороть, чтобы научить кое-каким манерам.
– Не подслушивал, капитан, не подслушивал, – залепетал Барроуз, напомнив Мереуин пса, который ластится в страхе перед карающей дланью хозяина. Теряя от ужаса силы, она закрыла глаза, чтобы не видеть этих ненавистных ей людей.
– Подслушивал, разумеется, – настаивал Кинкейд ласковым тоном. – Ну ладно, это значения не имеет. Собери всю команду на верхней палубе, и пассажиров тоже. Я желаю преподать им хороший урок послушания, которого хватило бы до конца плавания, а может быть, и на все время, указанное в контракте.
– Нет! – закричала Мереуин, когда матрос, ухмыляясь, покинул каюту. – Они не позволят вам это сделать! И мистер Уилсон, и мистер Эймс кажутся людьми порядочными… Я знаю, они вас остановят!
Кинкейд улыбнулся:
– Ни в коем случае, мисс Макэйлис. Они без вопросов и без колебаний выполнят приказ капитана. Таков морской закон.
Пока их со связанными за спиной руками волокли на палубу, искаженное страхом личико Мереуин придвинулось, к лицу Дэвида.
– Я так виновата… – шепнула она.
Он попытался улыбнуться.
– Ни в чем вы не виноваты, мисс. Не переживайте. Меня уже пороли, и это не так уж страшно. Боль придет и уйдет.
Мереуин не нашла в его словах утешения и, когда ее; вытолкнули на яркий солнечный свет, задохнулась, увидев собравшихся полукругом у грот-мачты людей с любопытными и встревоженными лицами. Она не могла решить, что хуже – собственно порка или ужас публичного унижения. Мереуин шла рядом с Дэвидом, все еще не веря, что с ней может такое случиться. Кто-то должен остановить Кинкейда, вновь и вновь твердила она себе. Не могут же все оказаться скотами!
К ним спешил обеспокоенный, не верящий своим глазам Карл Уилсон, и сердечко Мереуин замерло при его восклицании:
– Капитан, этого быть не может! Барроуз сказал, будто вы собираетесь… выпороть женщину!
Голос Кинкейда заставил его остановиться на полпути.
– Стойте, мистер Уилсон, иначе вы присоединитесь к ним!
– Но, сэр…
Перекошенная физиономия коротышки ткнулась чуть ли не в самое лицо вспотевшего боцмана.
– Вы подвергаете сомнению мой приказ, Уилсон?
– Я не могу позволить вам этого, сэр!
Симпатичного молодого человека, кажется, раздирали мучительные сомнения. Хотя он не испытывал к капитану «Горянки» особой симпатии, но, прослужив под его началом много лет, знал, что суждения Кинкейда всегда обоснованны и разумны, счетные книги всегда в полном порядке, живой груз всегда честно оплачен. Ему и раньше приходилось присутствовать при экзекуциях на борту судна, но тогда речь шла о конфликтах между капитаном и непокорными членами команды, а не о прекрасной молодой женщине, чье нежное тело не выдержит удара кнута!
– Вы не можете мне этого позволить? – презрительным эхом отозвался капитан Кинкейд. – Это что – бунт, Уилсон?
– Нет, капитан, я…
– Так придержите язык! – Слова эти громом прогремели в застывшем воздухе. – Вы всегда нравились мне, Уилсон, – прошипел Кинкейд, – и я закрою глаза на сие прегрешение, но, если вы немедленно не прекратите, встанете вместе с мистером Брауном и мисс Макэйлис к грот-мачте.
– Но что она такого сделала? – спросил боцман, широко раскрыв глаза, и Мереуин невольно застонала, услышав, как решимость и храбрость в его голосе сменяются дрожью сомнения.
– Что они сделали?
Теперь капитан заговорил громко, чтобы слышала вся собравшаяся толпа – члены команды с угрюмыми физиономиями и перепуганные пассажиры.
– Мисс Макэйлис, – продолжал он, хватая девушку за руку и вытаскивая в центр круга, – обвиняется в воровстве. Проснувшись нынче утром в своей каюте, я обнаружил, что она роется в моем сундуке. Не сомневаюсь в ее намерении лишить меня выплаченных за нее денег, так как она сбежала бы в Уилмингтоне, захватив с собой контракт, удостоверяющий, что перевез ее я.
Царила мертвая тишина. Ветер хлопал надутыми парусами, мачты поскрипывали, но никто не обращал на это внимания – все взоры были прикованы к бледной, дрожащей девушке, стоящей с опущенной головой. На лицах некоторых моряков можно было заметить проблески сочувствия, но пассажиры демонстрировали лишь враждебность, ибо слова капитана разбили их собственные отчаянные мечты.
– Я убежден, что мисс Макэйлис заслуживает наказания, которое научит ее мириться с судьбой, подобно всем вам!
В ответ прокатилось одобрительное бормотание, которое Мереуин слушала, не отрывая глаз от палубы, не веря в происходящее, желая сию же минуту рухнуть замертво, пока ее не заставили страдать еще больше.
– А как насчет вас? – спросил громкий голос Кинкейда, видимо, обращавшегося к команде. – У вас нет возражений?
– Выпороть девку! – долетел возбужденный крик, чей, Мереуин не сумела узнать.
– Точно, больно уж гордая шлюха, – торжествующе гаркнул Барроуз.
Голова Мереуин вскинулась, она открыла глаза, не доверяя ушам, которые слышали в доносившихся со всех сторон возбужденных голосах сладострастную жажду крови.
– Трусы! – внезапно выкрикнула она, бросая в толпу горящий ненавистью взгляд темно-синих глаз. – Ничтожества! Неужто вам нравится смотреть, как бьют невинную женщину?
– Сэр, она не выдержит двадцати ударов. – Спокойный голос принадлежал матросу Аскью, наблюдавшему за происходящим сверху, с места вахтенного, и догадавшемуся по всхлипываниям Дэвида о суровости предстоящего наказания.
Капитан Кинкейд задумчиво поглядел на худенькие плечики Мереуин.
– Возможно, вы правы, – недовольно признал он. – Уменьшим количество до десяти. – Он снова повернулся к команде. – Десять ударов плетью, ребята, что скажете?
Никто ничего не сказал, от презрительных слов Мереуин все помрачнели, но затеплившаяся в душе девушки надежда мигом угасла при виде приближающегося к ней могучего, по пояс голого Барроуза с толстой плетеной кожаной плетью в руке. Он угрожающе махнул ею и расхохотался, когда Мереуин отшатнулась.
– Тогда начнем, – нетерпеливо прокричал Кинкейд, – давайте сначала мальчишку! Я хочу, чтобы мисс Макэйлис поняла, чего стоит ее проступок другому!
Дэвида, белого как мел, потащили вперед, Мереуин кинулась было за ним, но матрос Берг, громогласно приветствовавший предстоящую ей порку, выставил здоровенную ногу, и она, споткнувшись, упала на палубу со связанными за спиной руками. Сильный мужчина, хохоча, поднял ее и поставил на ноги. Мереуин подняла бледное личико и увидела крепко привязанного к мачте Дэвида, сгорбившего плечи в ожидании первого жгучего удара, услышала его тяжелое дыхание.
– Мистеру Брауну тоже десять, – приказал капитан Кинкейд.
Плеть свистнула в воздухе, первый удар рассек холщовую рубаху на ребрах мальчика. После второго выступила кровь, и Мереуин застонала, когда алые пятна окрасили рубашку и кровь потекла по спине. Она виновата в его страданиях, с мукой подумала девушка, понимая, что мысль эта будет мучить ее гораздо дольше, чем боль, которую ей предстоит испытать.
– Стойте! Стойте! – кричала она, перекрывая крики Дэвида, голова его моталась из стороны в сторону.
Никто не слушал ее. Лихорадочно озираясь вокруг, Мереуин видела, что большинство пассажиров глядят во все глаза, а прежнее выражение враждебности на их лицах сменилось недоверчивым ужасом. Женщины закрывали лица руками, кое-кто вообще отвернулся, но команда наблюдала, не выражая никаких эмоций, поскольку матросы и раньше частенько бывали свидетелями подобных порок, а некоторые испытали это на собственной шкуре.
Теперь Мереуин поняла, что
