воспитанную и невоздержанную на язык особу! Вдруг полные губы маркиза дрогнули, и он, к своему удивлению, запрокинул голову и оглушительно расхохотался.
Направляясь к каюте Дэвида, Мереуин мучилась раскаянием, не в силах понять, почему насмешливые замечания маркиза вызывают в ней такую жуткую ярость. Она, разумеется, ненавидит и презирает его просто за то, что он Вильерс, но корни этой неприязни гораздо глубже. Ей казалось, она никогда в жизни не сталкивалась с такой самонадеянной и чванливой скотиной, и она жаждала получить шанс поставить его на место, уверенная, что этого никому еще не удавалось.
Мереуин тихонько толкнула дверь каюты, и ее хмурое лицо осветилось улыбкой при виде по-прежнему мирно спящего Дэвида, который дышал глубоко и мерно. На цыпочках подойдя к койке; она откинула волосы с его лба и вздрогнула, когда мальчик открыл глаза и заморгал, пытаясь разглядеть склоненное над ним лицо.
– Мереуин?
– Да, Дэвид, я здесь.
– Что со мной? Я заболел? – Голос его звучал слабо и неуверенно.
– Да, и раны у тебя были ужасные, но теперь уже лучше.
Паренек облизал пересохшие губы.
– Помню, как меня отвязывали от мачты… – Внезапно объятый ужасом, он попытался подняться. – Капитан…
Мереуин мягко уложила его:
– Лежи тихо!
Он поморщился, и сердце ее дрогнуло. Ей прекрасно известно, как больно двигаться!
– Лежи тихо, – повторила девушка, – и не поворачивайся на спину. Лежи на боку. Капитан Кинкейд арестован, Дэвид. История длинная, и я сейчас не хочу рассказывать. Сперва тебе надо набраться сил.
– Постараюсь, – тихо пообещал он и закрыл глаза.
Гигантская волна усталости накрыла Мереуин, и она опустила голову, которую вдруг стало трудно держать. Сгорбившись, она подошла к двери, осторожно прикрыла ее за собой и поплелась по коридору к своей каюте. Слишком измученная, чтобы пугаться, медленно и неохотно обернулась на неожиданно окликнувший ее сзади низкий голос маркиза:
– Вам лучше бы лечь, мисс, и как следует отдохнуть.
– Я способна самостоятельно принимать решения, милорд, – ответила она без обычного дерзкого вызова в голосе, и маркиз, приглядевшись, заметил залегшие под потемневшими от усталости глазами тени. Мереуин попробовала было посмотреть на него сердито, однако глаза ее на растерянном, измученном личике глядели совсем по-детски.
– Вы себя плохо чувствуете, – резко бросил маркиз. – Давайте я провожу вас до каюты. – Сильная рука подхватила Мереуин под локоть, но она нетерпеливо стряхнула ее.
– Я в состоянии дойти сама, благодарю вас, – заявила девушка и пошатнулась.
Он быстро шагнул вперед. Мереуин, охваченная слабостью, упала ему на грудь, прижалась на миг, уткнувшись лицом в тонкую рубашку, и его мускулистое тело ощутило ее соблазнительную мягкость. Иен обнял девушку сильными руками, случайно коснулся щекой сияющих локонов, почувствовал их сладкий аромат и поразился тому впечатлению, какое это произвело на него, и неожиданному приливу нежности к маленькому хрупкому созданию.
Мереуин, смутно сообразив, что споткнулась и налетела на ненавистного маркиза, отпрянула с пылающими от возмущения щеками и негодующим стоном, не признавшись бы ни за что на свете, до чего хорошо ей было в тот миг, когда он обнял ее, и она впервые за долгое время почувствовала себя в полной безопасности.
– Доброй вам ночи, лорд сассенах, – выпалила она и исчезла за дверью своей каюты.
Башнеподобный маркиз стоял, глядя ей вслед, с задумчиво-хмурым выражением на красивом, словно выточенном лице, едва расслышав брошенные ему оскорбительные слова.
Солнце садилось, придавая новые краски раскинувшейся вокруг панораме, гигантский кроваво-красный шар опускался в золотое море, дрожащие пенные шапки воли пылали огнем. С востока быстро надвигалась ночь, и белые паруса, алеющие в последних гаснущих лучах, четко вырисовывались на роскошном фиолетовом фоне темнеющего неба. «Горянка» прыгала по волнам, словно игривый дельфин, не замедляя скорости с наступлением сумерек.
Мереуин стояла у поручней и наслаждалась покоем тихого вечера. Прохладный бриз играл мягкими завитками золотых волос, обрамляющих тонкое личико, в золотистой глубине темно-синих глаз отражались вспышки последних солнечных лучей. Она тихонько вздыхала, застыв в восхищении перед впечатляющим зрелищем, устроенным природой, чувствуя, что с ним не сравнится даже величественный закат в горах.
До чего же это плавание отличалось от безрадостного путешествия в колонии! Получив собственную комфортабельную каюту и вдоволь еды, Мереуин обнаружила, что способна радоваться и получать необычайное удовольствие от пребывания в открытом море, проводя время за изучением всевозможных тонкостей мореплавания, излагаемых лейтенантом Спенсером и Карлом Уилсоном, которые постоянно вертелись возле нее, когда она выходила на палубу. Даже быстро поправлявшийся Дэвид в последние несколько дней присоединялся к ним, пока Мереуин, встревоженная не сходившей с его веснушчатой физиономии бледностью, не приказывала юнге спуститься вниз.
Да, думала она с легкой улыбкой на мягких губах, просто великолепное было бы путешествие, если бы только здесь не было маркиза Монтегю. При мысли о нем улыбка исчезла, сменившись озадаченной хмурой гримаской. После короткого столкновения в узеньком коридоре почти неделю назад они вообще не разговаривали. Мереуин всеми силами избегала маркиза, но частенько чувствовала на себе его задумчивый, пристальный взгляд.
Девушка не могла понять, что за волнующее, никогда прежде не испытанное чувство на мгновение охватило ее, когда она очутилась в его объятиях. И хотя Мереуин жутко разозлило это злосчастное происшествие, она не сумела бы доходчиво объяснить, почему, точно зная, что ненавидит его, пережила такое странное ощущение, прижавшись к широкой груди, увидев красивое лицо совсем близко. Она жарко вспыхивала при воспоминании о крепком, необычайно упругом теле, о мускулистых ногах, к которым прижались ее мягкие бедра, слившись так плотно, точно они были созданы друг для друга.
– Прекрасная погода.
Мереуин вздрогнула при звуке голоса Карла Уилсона и залилась краской, боясь, как бы он не прочел на ее лице, о чем она сейчас думала.
– Д-да, – пробормотала девушка.
– Я, пожалуй, и не припомню другого такого безштормового плавания, – добавил боцман, останавливаясь рядом с ней и окидывая опытным взглядом темное небо, на котором уже поблескивали первые звезды, а над горизонтом всходил месяц.
– Нам везет, – согласилась Мереуин, приходя в себя и глядя вдаль за мягко кивающий бушприт. – Когда мы вернемся, будет уже конец лета. Трудно поверить, до чего быстро летит время.
– Вас так жестоко лишили весны, – проговорил Карл хриплым от переживаний голосом. – Дорогая моя мисс Макэйлис, вспоминая о том, что заставил вас вынести этот гнусный Кинкейд и что я позволил ему высечь вас, я готов убить себя за трусость!
– Вы подчинялись приказу, – утешила его Мереуин, думая, каким далеким кажется ей теперь это событие, страшно далеким от нынешнего вечера с его приглушенными красками, хотя произошло оно на борту этого самого судна, у той самой мачты, что высится сейчас прямо перед ее глазами. «Я совершила почти полный круг, – заключила девушка, – и чувствую себя в этот вечер почти такой же счастливой, как в Кернлахе, когда ничего еще не случилось. Странно, на что способен один волшебный вечер!»
– Я не должен был допускать подобного варварства! – ворвался в ее раздумья взволнованный голос боцмана. – Сможете ли вы когда-нибудь простить меня?
Она сдержала улыбку, вызванную его страдальческим взглядом, который мимолетно напомнил ей любимого пса Рема, выпрашивающего подачку.
– Ну конечно же, мистер Уилсон. Я никогда вас и не винила.
– Все равно не могу отделаться от мысли, что команда и я сам в первую очередь должны были как-то этому помешать.
– И команда не могла ослушаться приказа капитана Кинкейда точно так же, как вы, – терпеливо напомнила Мереуин. – А матросы Берг и Барроуз оба теперь с ним, на борту «Колумбии» под арестом.
Карл Уилсон глубоко вздохнул, придвинулся ближе, и его мозолистая рука легла на поручень рядом с маленькими ручками девушки.
– Какой же я дурак, что ни в чем не подозревал Кинкейда! Прослужил ему больше семи лет, всю войну, и хотя, признаюсь, особой симпатии не испытывал, но уважал его.
– Он мастер прикидываться не таким, каков есть на самом деле, – заметила Мереуин, незаметно отодвигаясь, чтобы увеличить расстояние между ними. Она не ожидала, что боцман так осмелеет.
– Сумеете ли вы понять меня? – спросил он, стремительно схватив ее за обе руки. – Я должен был сразу сообразить, что вы не простая девушка, которая вынуждена закабалить себя ради заработка. А я подозревал, но не хотел верить. Мисс Макэйлис, – голос его дрожал от волнения, – я чувствую…
– Ну, все это не имеет значения, – поспешно перебила его Мереуин. – Пожалуйста, не терзайтесь и не считайте себя виноватым. Я просто не могу этого видеть!
Он выпустил ее руки, устыдившись своей дерзости.
– Да. Я… наверное… должен проверить, сменился ли вахтенный.
В темноте боцман не заметил облегчения на ее лице, ибо Мереуин опасалась, что он собирается сделать романтическое признание, которое она будет вынуждена отвергнуть. Ей очень нравился Карл Уилсон и не хотелось оскорблять его чувства, но она не испытывала к нему того страстного влечения, какое он, по всей видимости, испытывает к ней.
– При попутном западном ветре мы должны быстро добраться до Лондона, – добавил
