— Ты думаешь, что все забудется?
— И скоро, — ответил президент.
Он снял черный лохматый парик и вытер им потное лицо.
— А как же матери, — вмешался Удалов, — друзья, родственники? А ведь я поверил кладбищенскому сторожу, что они не желают нам зла…
— Никто не желает нам зла! — крикнул Минц. — Неужели ты ничего не понял?
— Я понял, что произошло убийство! — громко возразил Удалов.
— Тише, тише, — постарался успокоить друзей президент. Голос его звучал глухо, потому что он стаскивал через голову цыганскую юбку. — Трагедия — тоже понятие субъективное. Минцу кажется, что трагедии нет, а Удалову кажется, что трагедия есть. Я же как истинный ученый и государственный деятель обдумываю, как компенсировать нанесенный ущерб. То есть примирить ваши несовместимые точки зрения — трагедия была и ее не было.
— И что же ты намерен для этого сделать, Толя? — спросил Минц.
— Уехать. Ты прав, Лев, ты прав, — согласился президент, — я просто уеду отсюда.
— Значит, ты поверил мне, что заговора против нас не было? Что это попытка разрешить их собственные проблемы…
— Если они для этого могли убить наших парней, — не выдержал Удалов, — значит, они наши враги!
— Погодите, Удалов! — рассердился президент.
— Дайте мне уехать.
— От ответственности?
— Минц, уведи этого маньяка!
— Уведу, если ты поклянешься мне, что никто в городе не пострадает.
— Я не буду проводить конфискаций, — усмехнулся президент. — И ты знаешь, почему.
И Удалов с горечью догадался — почему. Да потому что никаких предметов и покупок из будущего уже нет, не существует, они растворились в воздухе.
— И ты не боишься, что в нас вживили жучки, что нас отравили вирусом шпионажа? — Минц ехидно усмехался.
— Не нужны им ваши души и головы! — закричал президент.
Прокричав это, президент полез в машину.
Джип умчался к столице, к большим делам. За ним, показавшись на мгновение из тучи подсвеченной уличным фонарем пыли, вылетел танк сопровождения и скрылся в другой туче.
— С наукой покончено, — сказал Минц. — Осталась лишь человеческая трагедия. Скоро домой из загса вернется мать Гаврилова…
— Какая ужасная судьба! — сказал Удалов.
Он последовал за Минцем в кабинет. Не хотелось идти домой и отвечать на вопросы Ксении. Все равно хорошим все это уже не кончится.
— Даром ничего не дается, — сказал Минц, словно подслушав мысли Удалова.
— Нельзя быть таким жестоким, — упрекнул друга Удалов. — Дети погибли, молодые мужчины… на пороге семейного счастья.
— Да? — Минц поставил на плиту чайник. — Тогда ответь мне, что надо путешественнику во времени? Если он едет из прошлого в будущее — то достижения человеческого разума, вещи, предметы, радости жизни, которые в конце концов обернутся не радостями, а испытаниями, если вторгнутся в жалкую цивилизацию, подобную нашей. А если он отправился из будущего в прошлое?
— Я знаю, — сказал Удалов, — я думал. Им нужны естественные предметы, шелк и хлопок, янтарь и огурцы, мед и кедровые орешки — они истратили все, что есть на Земле, и теперь тоскуют.
— А тебе не кажется, что это наша вина? Что это мы истратили то, что есть на Земле, а им оставили только озоновые дыры и необходимость всюду ходить в широких шляпах и плащах, чтобы меньше подвергаться действию космических лучей.
— Ты хочешь сказать, — испугался Удалов, — что, убив юношей, они нам отомстили за погубленные леса и нивы, опороченные реки и испоганенный воздух?
— Корнелий, перестань! — отмахнулся Минц. — С какой стати внуки будут мстить дедушкам? Истреблять их, чтобы самим не родиться на свет?
— Но они же их убили!
— Обрати внимание — они не тронули ни одного женатого мужчины. Исчезли лишь холостяки.
— Ну и что?
— Ты так и не ответил на вопрос: что нужно человеку будущего от своего прадеда? Чего он не имеет?
— Не знаю!
— Им нужны молодые силы. Понимаешь, им нужны здоровые отцы для своих детей.
— Какие еще отцы?
— Сегодня наш город недосчитался шестнадцати молодых людей.
Шестнадцать мертвецов!
— Нет, не мертвецов! Наши с тобой земляки: и Стендаль, и Гаврилов, и неизвестные нам люди — все они живы и сегодня празднуют свои свадьбы с оригиналами тех кукол, которые исчезли сегодня у нас.
— Они там? В будущем?
— Как же ты не догадался? Они получили от нашего времени то, чего были лишены из-за экологической катастрофы. Неужели ты не заметил, что в будущем нет детей?
— Я думал, что они в школе.
— Будущее — трагическое общество, и виноваты в этом мы с тобой, потому что губили Землю, а Земля отомстила человеку. Теперь пора платить по счетам. Подобно тому, как самых прекрасных греческих девушек отправляли в лабиринт к Минотавру, так и мы отправили, сами того не подозревая, своих молодых людей в будущее, чтобы они стали отцами нового и, может быть, славного поколения гуслярцев.
— Значит, провели нас на куклах?
— Это был тонкий эксперимент. Сначала они подсылали к нам копии, так чтобы молодые люди могли выбрать себе девушку по вкусу. Затем во время визита в будущее девушка уводила молодого человека в спальню. Если у них зарождалось настоящее чувство, юношу оставляли там, а нам возвращали копию девицы вместе с копией жениха.
— Значит, мы здесь женили копию на копии?
— Точно. А настоящие сейчас гуляют на свадьбе в конце двадцать первого века.
Вроде бы не стоило расстраиваться, но Удалов ушел к себе удрученный. Ксения встретила его неласково: почему-то она решила, что Удалов замешан в похищении ее покупок из будущего. Пропеллер, кухонный комбайн — все исчезло.
Удалов, как смог, объяснил Ксении, что виноваты в том правнуки.
Ксения не до конца поверила, но ушла спать.
Дождавшись, пока он останется один, Удалов выдвинул нижний ящик Максимкиного письменного стола. Понимал, конечно, что ничего там нет и быть не может, но все же полез — обидно было, что халат отдал, а зонтика нет.
Ящик был пуст.
Удалов запустил руку вглубь. И вдруг его пальцы натолкнулись на мячик.
У него захолонуло сердце. Неужели забыли? Забыли отобрать?
Но что это?
А вдруг это провокация? Удалов вышел на улицу и прошел до сквера. Не хотел, чтобы кто-нибудь увидел, какое у него сохранилось сокровище.
Там, где собирались курильщики из стоявшего неподалеку туберкулезного диспансера, он положил мячик на горку окурков и щелкнул пальцами.
Из мячика не получился ни слон, ни девушка, ни зонтик.
Там был конверт официального вида, толстый, тугой и гладкий.
