Когда Удалов все прочел, он отнес бумаги из конверта Минцу, а тот сдал их президенту академии. В конверте находились документы на выплату пенсии в швейцарских франках родителям и близким всех молодых людей, которые остались в будущем, чтобы цепь поколений человечества, вернее, той части его, что обитает в Великом Гусляре, никогда не прерывалась.
Вячеслав Басков
РЕБЕНОК ПОД НОГАМИ
Читатели, наверное, заметили, что в грядущем, которое нарисовал Кир Булычев, нет детей, «нашего будущего», как говаривали в пору строительства коммунизма.
Не оттого ли, что новая власть по-большевистски взявшись построить капитализм «в четыре года», решила проблему взращивания граждан нового общества с присущий ей непоколебимостыо.
В «светлое будущее», то есть а десятый класс средней школы решено брать только «самых достойных». Остальные, не выдержавшие тест на право жить при капитализме, выбрасываются на только ив школы, по сути — из жизни.
У фантастов на хватит мужества заглянуть в завтрашний день такого общества.
С будущим всегда проблемы. Люди, которые счастливо пребывают в состоянии НАСТОЯЩЕГО ВРЕМЕНИ (когда протекание действия совпадает с моментом говорения), устроены чрезвычайно практично. С такими хорошо на базаре выбирать картошку. Однако жарким летом 1992 года большую часть личного времени они проводили отнюдь не на бедных московских рынках: наоборот, их нельзя было выгнать на свежий воздух из тогда еще неважно оборудованного кондиционерами и микрофонами зала Дома Советов Российской Федерации, прозванного в скором времени «Белым домом», где они обсуждали Закон об образовании. И 10 июля президент его подписал.
А полтора года спустя, когда тех практичных людей в Белом доме уже давно не было, ему пришлось выносить на всенародный референдум проект конституции России, и в нем, в этом основном законе, пришлось просто повторить то, что уже было записано в Законе об образовании. Практичные люди записали в статье 19, что «общее образование включает три ступени соответствующего уровня образовательных программ: начальное общее, основное общее, среднее (полное) общее образование». Разложив образование на три, как они пишут, «ступени», практичные люди объявили, что «основное общее образование и государственная аттестация по его завершении являются обязательными». Тем самым они отменили всеобщее среднее образование, какое бытовало в России долгие годы и было записано в брежневской конституции. Они самовольно снизили планку общественного сознания со «среднего образования» до «основного общего», то есть до девяти классов. В статье 43 Конституции Российской Федерации та же мысль изложена еще короче: «Основное общее образование обязательно». Звучит красиво и можно подумать, что «основное общее образование» — это ого-го! На самом же деле оно, — как бывшая семилетка, а к описываемому моменту, когда в школах был введен 11-й класс, — девятилетка. Конституция была просто-напросто подогнана под Закон об образовании!
Но уже тогда, на склоне жаркого лета 1992 года, страна вступила в непредусмотренное практичными людьми будущее, и мы его увидели своими глазами: из школ повыгоняли тех окончивших девять классов, чьи отметки были учителям не по душе. А заодно и тех, кто просто никогда не нравился. Юноши и девушки, которые пришли 1 сентября 1992 года в школу в свой десятый класс, вернулись домой с опрокинутыми лицами: их в школу не пустили. В десятый класс взяли, оказывается, только тех, у кого были пятерки и четверки, остальным велели скрыться с глаз долой.
И началось… Куда податься бедному беспачпортному? Выброшенные на улицу дети 14–15 лет попали в дурные компании, стали, естественно, хулиганить, заниматься обоеполой проституцией, пополнили бандитские группировки, организовали новые. На их счету убийства, они вовлекли в энергичную и заманчиво таинственную уличную жизнь своих сверстников, которые еще ходили в школу, где каждый день слышали, что «мучаются тут с ними» последний год, дальше учиться их не пустят. Не вытерпев давления на психику, многие перестали ходить в школу уже с шестого класса. Заранее! В газетах, правда, иногда писали о том, что детская преступность что-то, знаете, немножко стала большой, но вообще в стране детьми заниматься перестали. Сообщение о каком-то детском преступлении в газетах появляется даже теперь крайне редко и всегда с тем, чтобы заинтриговать читателя, привлечь подписчика.
Нужно заметить, что к взрослой жизни дети адаптировались в считанные дни. Уже ранней осенью того, в высшей степени памятного, 1992 года детей заметили на далекой окружной дороге в Москве, где они продавали бензин. Они начали торговать газетами, папиросами, спиртным. Сейчас вое это продолжается, мы к этому привыкли — но началось-то это в сентябре 1992-го, когда Верховный Совет под управлением Хасбулатова принял — на радость школьным учительницам! — Закон об образовании!
Но самое любопытное в этом то, что от детей на улицах в восторге иностранцы. Они говорят, что вот теперь в России началась нормальная жизнь, потому что нарастает класс предпринимателей. Они, вероятно, не читали Закона об образовании и всерьез думают, что эти хорошие дети, торгуя на улицах в свободное от учебы время, глотают воздух свободы. На самом деле в Кодексе законов о труде сказано, что ребенок, достигший 14 лет, может быть принят на работу только во время школьных каникул, а если он не учится, то в те же четырнадцать лет принят на работу быть не может. Тут между двумя законодательствами некоторое противоречие: почему это работать можно школьнику, у которого голова занята уроками, и нельзя нешкольнику, у которого голова свободна?
В оправдание иностранцам, которые плохо знают наши законы, следует сказать и то, что они были первыми, кто заметил в Москве бездомных детей и кинулся им на помощь. Международная неполитическая организация «Врачи без границ» устроила несколько так называемых акций по вылавливанию детей на московских вокзалах, чтобы накормить и освободить от вшей. Местные жители любят ужасаться видом детей между автомобилями возле светофоров (дети торгуют прессой и бутылками воды), на обочинах дорог (дети там торгуют всякой всячиной), возле гостиниц (там идет самоторговля), в метро (там дети побираются, выдавая себя за сирот или беженцев), на тех же вокзалах, где возможность есть для любого промысла, — и не умеют детям чем-то помочь, как это сделали иностранцы. В самом деле, как помочь БУДУЩЕМУ, если сами мы, такие несовершенные, живем ЗДЕСЬ и СЕЙЧАС? Мы не знаем, как это делается.
Мы в своем невежестве убеждены, что учителя обязаны заниматься детьми. Конституция России с нами не согласна. Она уведомляет нас о следующем: «Родители или лица, их заменяющие, обеспечивают получение детьми основного общего образования». Об учителях в конституции даже не упоминается, учителей словно бы в стране вовсе нет! Там говорится лишь, что «Российская Федерация устанавливает федеральные государственные стандарты, поддерживает различные формы образования и самообразования».
Учителя лютуют. Свободные отныне от соблюдения конституции, они установили в «образовательных учреждениях» свои жестокие порядки. До девятого класса, пока ребенку не исполнится 15 лет, они с детьми еще кое-как возятся. И то, согласно пункту 6 статьи 19 своего любимого Закона об образовании, они теперь вправе распрощаться с ребенком уже в 14 лет, «до получения им основного общего образования». Для этого требуется лишь согласие родителей. В некоторых ситуациях, изобретенных самими учителями, согласия родителей можно избежать. Если «обучающийся» ведет себя плохо, то он может «оставить образовательное учреждение» по инициативе учителей за год до своего пятнадцатилетия. От педагогов требуется только в трехдневный срок «проинформировать органы местного самоуправления». Это очень просто, потому что органов самоуправления еще почти нигде нет, за них еще идет борьба. Словом, любой человек школьного возраста, независимо от пола и расовой принадлежности, чувствует себя в полной зависимости от учительского произвола.
Еще в 1994 году московские школьники и их родители переживали настоящий стресс, связанный с
