ненападении. На время выборов. Типа пакта Молотова – Риббентропа.
– Интересно, – сказала я. – Очень интересно, я бы сказала. Пойдем-ка спустимся вниз и поговорим об этом поподробнее.
– Ты не поняла, – сказал он и нагло улыбнулся. – Убери пистолет, говорю тебе.
– Это ты не понял, – сказала я холодно. – Так мы пойдем в твою тачку и поговорим, или...
– Да я... – начал было тот, но тут же получил такой удар по почке, что придушенно застонал и почувствовал на своем затылке стальное касание пистолетного дула.
– Разгибайся, Георгич, – прозвучал мой холодный голос. – Думаю, что если я тебя здесь пристрелю, то много людей скажут мне спасибо. Иди, Саяпин, и не потей. В общем, так. Сейчас мы идем к выходу. Своим скажешь, что нужно обсудить одну приватную проблему. При этом делай похабное лицо и сладко блести глазками: все сразу поймут, какую именно проблему ты будешь со мной решать. Я возьму тебя под руку и при малейшей провокации – вне зависимости от того, от кого она будет исходить – нажму на курок. При всех. Запомни: меня все равно не смогут взять. Можешь спросить у своих горе-охранничков, которые валяются вот тут, в сортире. А если и возьмут, то... хуже уже не будет.
Саяпин смотрел на меня и, наверно, не столько слышал, сколько чувствовал слова – холодные, тяжелые, беспощадные, которые падали одно за другим и буквально припечатывали к дорогому матово- белому кафелю.
И еще – он чувствовал, что его случайная партнерша по бильярду не блефует и не берет его на испуг. Она может.
Я читала все это в его глазах. Потом сказала:
– Пошли.
Мы прошли мимо вырубленных мною Селезнева и амбала, при этом я держала Саяпина под руку, запустив собственную кисть со сжатым в ней пистолетом в его карман (так, чтобы он чувствовал, что дуло уставлено в его бок), и негромко говорила:
– Сейчас мы войдем в зал, и ты будешь рассказывать мне какой-нибудь анекдот. Пройдешь мимо своих, между фразами бросишь им, что сейчас вернешься. Главное, не умолкай ни на секунду. Слова – индикатор душевных процессов. Задумаешь нехорошее – я сразу почувствую. Будешь молчать больше трех-четырех секунд – стреляю. Вам все ясно, Олег Георгиевич?
– Я-ясно.
– Начинай.
– Что ра... рассказывать-то? – поспешно отозвался тот. Вероятно, после моего предупреждения он предпочитал не хранить молчание и секунды. – А? Что мне рассказывать-то... Аня?
– Да анекдот какой-нибудь.
Саяпин замешкался и, после того, как я ткнула его пистолетом в бок, заговорил, принужденно скаля белые зубы в резиновой ухмылке:
– Ну... едут три богатыря. Илья Муромец, Добрыня Никитич и этот... Але... Але...
– Алеша Попович, – подсказала я и раскланялась с толстухой, которая посочувствовала мне по поводу «нажравшегося муженька».
– Ну да, – мучительно согласился Саяпин. – Попович. Едут и встречают войско Калина-царя. Тот говорит: «Богатыри, я вас сейчас всех живьем в холм закопаю и войско... это... по холму пущу... чтобы с землей сровнять». Богатыри говорят: «Не уби... не убивай-те нас».
И он покосился на меня при этих столь значимых для его самого словах.
– Ну и что дальше? – промурлыкала я, подаваясь к управляющему банка (впереди замаячила фигура охранника из службы безопасности клуба).
– А дальше... м-м-м... – Саяпин закашлялся и снова посмотрел на меня краем глаза, – дальше царь и говорит: «Ну хорошо, я вас помилую...»
Я засмеялась. На лбу Саяпина выступили бисеринки пота: мы вошли в зал и миновали бильярдный стол, за которым последний охранник Саяпина, пользуясь отсутствием босса, играл партию с секьюрити клуба «Карамболь». Я ткнула пистолетом в бок управляющего «Ахернара»: дескать, смотри, не выдай.
– Я сейчас вернусь, – бросил Саяпин и выдавил из себя липкую неестественную улыбку, которая, впрочем, была воспринята его бодигардом как должное: тот понимающе ухмыльнулся и даже подмигнул мне. Дескать, не дрейфь, девчонка.
– Так что там дальше, Олег Георгиевич? – самым непринужденным тоном спросила я.
– А... ну да. – Вероятно, управляющему банком в первый раз приходилось рассказывать такой длинный и бородатый анекдот, потому что он пыхтел и отдувался.
Я ласково улыбнулась ему, незаметно для всех поддев дулом пистолета, и он выдавил из себя продолжение:
– Едут дальше... а дальше там... неприлично. Может... хватит?
– Рассказывай, – зло улыбнулась я.
Саяпин набрал воздуху в грудь и выдохнул:
– Добрыня Никитич говорит: «Да это что, вот если бы...»
– Замечательный анекдот, – сказала я, галантно открывая перед Саяпиным дверь. – Давай, выходи. И чего это ты замолчал?
– Уже уходите? – спросил охранник на входе, тупо воззрившись на Саяпина, на котором не было пальто. – А что это...
– Да... то есть нет, – поспешил откреститься от дальнейших вопросов Саяпин и оглянулся на меня.
Мы вышли на улицу. Охранник остолбенело смотрел нам вслед. С реки дул ледяной порывистый ветер, и легко одетый Саяпин съежился и облегченно вздохнул только после того, как оказался в салоне своего «Мерседеса». Не на заднем сиденье, как обычно, а за рулем.
Так велела я.
Глава 8
КТО ЗАКАЗАЛ КЛЕЙМЕНОВА
– Сейчас поиграем в лотерею, – сказала я, когда мы отъехали от казино на несколько кварталов и встали на пустынном, малопросматриваемом дворе с единственным въездом через узкую арку. – Я задаю вопросы, ты отвечаешь. Если мне покажется, что ты говоришь неправду – буду стрелять. Вот такой я живой детектор лжи. Готовы к блиц-турниру, уважаемый Олег Георгиевич?
Тот пробормотал что-то.
– В общем, так, Олег Георгиевич, – произнесла я, – судя по всему, для того, чтобы ты начал испытывать ко мне некоторое подобие почтения, я должна представиться.
– Хотелось бы, – выдавил тот.
– Но если я представлюсь, это обяжет и тебя рассказать мне кое-что. Не так ли? – И я изящно помахала в воздухе пистолетом, даже не поставленным на предохранитель. – Ну так вот... конечно, вы слыхали о том, Олег Георгиевич, что неделю назад был убит ваш вице-губернатор Клейменов Виктор Сергеевич. Бесспорно, вы слыхали. И о том, кого арестовали по обвинению в причастности к этому преступлению.
Длинное бледное лицо Саяпина вытянулось еще больше.
– Так это... вы? – выговорил он. – Из какого-то там особого отдела госбезопасности... Максимова?
– Вы неплохо информированы. Впрочем, я думаю, что обо мне знают многие граждане вашего города. Генерал Зубарев широко меня разрекламировал.
И тут Саяпин решился на отчаянный шаг: он подался всем телом в мою сторону и попытался вырвать пистолет из моей руки.
Ничего хорошего из начинания Олега Георгиевича не вышло: я перехватила его запястье и молниеносным движением завернула руку управляющего банком за спину, а потом сжала длинную веснушчатую кисть Саяпина своими пальцами.
Что-то хрустнуло, а Саяпин взвыл от дикой боли.
– Ты мне руку сломала, с-сучка! – простонал управляющий «Ахернара».
– Ну не руку, а только пару пальцев. Так что не строй из себя мученика. Хотя если повторится что-то подобное, останешься у меня инвалидом на всю жизнь. Обещаю тебе, Олег Георгиевич.
Он отпрянул от меня, не отрывая взгляда от направленного на него дула пистолета и качая свою покалеченную руку, как качают колыбельку с ребенком.
