время я пришла в себя настолько, что смогла уже приготовить кофе.
«Ну и что же из того, что Мельников уже собирается ловить преступника, тогда как я все еще плюхаюсь где-то в самом начале и не имею даже внятной версии, – думала я, делая глоток ароматного бодрящего напитка. – У него свое расследование, у меня – свое».
Но, чтобы иметь возможность продолжать это дело, мне необходимо хоть какое-то, хоть самое незначительное и расплывчатое указание на то, что такое продолжение имеет смысл. Хоть намек. Но откуда я могу получить такой намек? Уж точно не от своего старого друга Андрея Мельникова.
И тут мне пришла, кажется, довольно удачная мысль. Я решила положиться на судьбу и поступить так, как карта ляжет. Точнее – кости.
Я решила погадать. Уж если и кости скажут мне, что все бесполезно, ну что ж, тогда позвоню Вере и откажусь от дела.
Достав мешочек со своими гадальными костями, я сосредоточилась на вопросе о том, имеет ли смысл мое расследование, непрерывно мучившем меня все время после разговора с Андреем, и бросила кости на ковер.
Выпало: 8; 13; 28. Это означало следующее: «Вы на верном пути, но достижение поставленных целей потребует упорного труда».
Да, кости давали надежду. Но после разговора с Андреем мое настроение было настолько подавленным, что я не ощутила по этому поводу ни малейших положительных эмоций.
Я на верном пути? Что ж, прекрасно. А на каком же тогда пути Андрюша, который не сегодня-завтра собирается арестовывать убийцу?
«На верном»... Хм... Может, там опечатка? Может, не «на верном», а «на Верином»? Да, это, пожалуй, будет ближе к истине. Именно Вера направила меня по этому пути, упорно настаивая на нефинансовом мотиве в деле, где нельзя и плюнуть, чтобы не попасть в эти самые финансы.
Я еще некоторое время походила из угла в угол по квартире, пытаясь настроить себя на позитивный лад, выкуривая сигарету за сигаретой и повторяя, как заклинание, что я на верном пути. Больше всего меня смущало то, что я вообще не чувствовала себя на каком-то «пути».
Проведя сбор предварительных данных, я имела в своем активе совершенно бессистемные сведения, многие из которых намекали на возможность нефинансового мотива в этом деле, но отнюдь не указывали на его наличие безоговорочно. О каком же «пути» здесь может идти речь? Это скорее перепутье.
Итак, что же я имею на своем перепутье?
Совершенно очевидно: больше всего шансов нарыть что-то действительно существенное я имею, разрабатывая одного из трех близких к Шульцману людей. Это либо Гиль, либо Рогозина, либо Шишкин. Именно они теснее всего общались с антикваром, они были в курсе его дел (похоже, даже больше, чем родственники), и именно они могли вывести меня на мотив, если он действительно имелся в этом деле.
Да и потом, кроме этих трех фигурантов, в деле, в общем-то, и не было других серьезных зацепок. Разве что действительно выйти в народ и начать расспрашивать каждого встречного и поперечного: не замечал ли он какой-нибудь подозрительной личности, околачивающейся около дома антиквара?
Я вспомнила, что кости напророчили мне «упорный труд» для достижения поставленных целей, и с ужасом подумала, что мои полушутливые предположения вполне могут воплотиться в реальность.
Но на данный момент я не собиралась обращаться сразу ко всем жителям Тарасова, а планировала сосредоточить усилия всего лишь на одном из них. Точнее, даже на одном из трех. Но вот на ком именно?
Впрочем, Гиль отпадает сразу. По нему работает Андрюша, и, совершенно очевидно, гораздо эффективнее, чем я. Мне-то он про свои темные делишки рассказывать не спешил. Впрочем, оно и неудивительно, ведь у меня нет компромата на него, связанного со старыми мошенничествами.
Остаются Рогозина и Шишкин. Рогозина – наемный работник, от которого требуется аккуратно вести дела и держать язык за зубами. Шишкин – не просто деловой партнер, но и старый друг, с которым Шульцман, вполне возможно, делился не только философскими размышлениями о бизнесе.
Да, пожалуй, Шишкин более перспективен. Но так же, как и Гиль, и Рогозина, он вовсе не склонен откровенничать со мной. Думаю, придется раскручивать господина Шишкина без его ведома. Для начала прибегнем к самому простому способу – слежке. Встанем завтра раненько и отправимся в поход. Добывать с помощью старого музейного хранителя на пенсии нефинансовые мотивы убийства антиквара.
Наметив план на завтрашний день, я все равно не чувствовала ни малейшего оптимизма. Несмотря на выкуренные без счета сигареты и литры выпитого кофе, несмотря на то, что кости совершенно определенно давали мне надежду, мое настроение в этот день так и не пришло в норму. Одна только мысль о том, что впервые мне придется отказаться от дела, моментально сводила на нет все усилия по позитивному самовнушению.
Я была настолько расстроена, что даже Володе не разрешила приходить ко мне и легла спать чуть ли не вместе с программой «Спокойной ночи, малыши».
Зато на следующее утро я проснулась в шесть и при этом замечательно выспалась.
Старая истина о том, что утро вечера мудренее, целиком оправдалась. Хоть я и не подпрыгивала до потолка от счастья, но все-таки вчерашнее депрессивное настроение уже не давило с такой силой. Хотите упорного труда? Что ж, будем трудиться!
Прежде чем выходить в запланированный поход за Шишкиным, необходимо было решить одну проблему. Ведь клиент знал меня в лицо, поэтому, чтобы моя слежка была удачной, требовалось изменить внешность.
Конечно, лучше всего было бы обратиться с этим вопросом к моей подруге Светке, но я слишком хорошо знала, что именно могу услышать, если рискну позвонить ей в шесть утра. Приходилось надеяться только на свои силы.
Довольно часто, если в ходе расследования оказывалось необходимым изменить внешность, мне приходилось выступать в образе более молодой девушки, чем я была на самом деле, но на этот раз я решила: чтобы Шишкин не узнал меня, необходимо состариться.
Я отыскала старый парик, который сразу превратил меня из блондинки в брюнетку, навела темный старушечий макияж и в довершение ко всему этому нашла в кладовке неопределенных цветов блузку и юбку, которые были модными еще во времена царя Гороха.
Взглянув в зеркало, чтобы оценить результаты своих трудов, я ужаснулась. На меня смотрела мрачная пожилая женщина с приятным серо-зеленым цветом лица, задавленная жизненными заботами, свирепым мужем и семерыми детьми.
Первым моим порывом было немедленно снять с себя этот жуткий наряд, но, собравшись с силами, я его подавила. Что ни говори, а в смысле изменения внешнего облика результат был стопроцентный. Не то что какой-нибудь Шишкин, который и видел-то меня всего один раз, – я сама не смогла бы узнать себя, если бы не помнила очень хорошо, что все это великолепие, которое я вижу в зеркале, – дело моих рук.
Экипировавшись таким образом, я решила захватить с собой маленький диктофон, на случай, если представится возможность подслушать какой-нибудь интересный разговор. Засим, в полной боевой готовности, я спустилась к машине и поехала к дому Шишкина, адрес которого так предусмотрительно взяла у Веры в самом начале расследования.
Хотя мои предварительные приготовления и заняли некоторое время, но все равно я оказалась возле дома Шишкина очень рано, в восьмом часу утра.
Поставив машину подальше, я осмотрелась на месте, выискивая наиболее выгодный пункт для наблюдения. Он нашелся очень скоро. Дом, в котором проживал Николай Петрович, был старым, и небольшой газон во дворе, когда-то давно засаженный деревьями, сейчас представлял собой настоящую рощу. В самой середине этой рощи стояли лавочки и деревянный столик, на котором, по всей видимости, упражнялись местные доминошники. Лавочки со всех сторон были окружены кустами шиповника, так что, выходя из дома, невозможно было определить, сидит на них кто-нибудь или нет. А между тем сам дом довольно хорошо просматривался сквозь кусты.
