– Да, дело громкое было.
– А какое... наваристое! Хе-хе-хе...
За перегородкой послышался смех Шишкина, больше похожий на кряхтенье, и следом за ним захихикал его собеседник, то и дело перескакивая с дисканта на бас.
– И ведь какие засранцы, действительно, – сквозь смех продолжал Шишкин. – Веришь – не говоря дурного слова, грузовик подогнали к окнам да и давай в него накладывать. Как будто так и надо... хе-хе- хе...
– А сторож... ничего?
– А сторож – ничего. Всю ночь дрых как убитый, его только под утро милиция уже разбудила. Хе-хе-хе! Они если бы захотели, то и сторожа погрузили бы в свой грузовик, он бы и не заметил. Хе-хе-хе!
– С того дела, говорят, многие... попользовались...
– Да, уж попользовались. Они же, сволочи, у меня из-под носа, можно сказать, стибрили, да потом на меня же и вышли. Продай, мол. Ну, то есть не совсем на меня, на Шульцмана вышли. Через того же Сему, кстати. Он, видать, смекнул, что одному такую большую партию продавать рискованно будет, вот и решил рассредоточить, так сказать. Ну, а Шульцман – ко мне. Он же знал, что это, считай, все – моя епархия, вот и решил проконсультироваться, что к чему. Чтобы не прогадать. Те ж не разбирались, все подряд в грузовик грузили. Хе-хе-хе... Ну вот, а я уж ему все растолковал, что стоит брать, а на что и через сто лет покупателя не найдешь. И могу тебе сказать, что благодаря моей консультации ему потом это приобретение раза в три окупилось. Не только бабулек наварил, но и здоровье свое поправил... хе-хе-хе!
На этот раз Шишкин просто захлебывался и давился от смеха. Собеседник вторил ему.
Когда эмоции немного поостыли, приятель Шишкина спросил:
– А сейчас... насчет... купить-продать? Ничего не слышно?
– Это ты насчет магазина, что ли?
– Ну да...
– Нет, об этом забудь. Все записано на родственников, там не подступишься. Сейчас вовсю оценка идет, делить будут.
– Но потом-то будут же продавать, когда поделят?
– Даже если и будут, тебе-то какой в этом прок? Я же ясно сказал: производится оценка, значит, насчет реальной цены они будут в курсе, и от продажи ничего не наваришь. Говорю тебе – забудь. Здесь на дурочку не проскочишь.
Я поняла, что услышанное мною еще раз подтверждает уверения Веры насчет безосновательности финансовых мотивов в этом деле. Очевидно, говоря о том, что после смерти Шульцмана его имуществом могут распоряжаться только родственники, она была абсолютно права. Но ведь в том-то и дело, что финансовые мотивы, которые сейчас пробивал Андрюша, касались не столько денег Шульцмана, сколько материальных активов его должников.
Собеседники еще немного потрепались о незначительных вещах, и вскоре по шуму, донесшемуся из-за перегородки, я поняла, что они поднимаются со своих мест и собираются уходить.
Забившись в самый дальний угол кабинки, я проследила за тем, как они вышли из ресторана, быстро расплатилась и отправилась следом.
Но больше ничего интересного не произошло. Приятели той же дорогой направились к конторе Гиля, точнее, к ломбарду, где и распрощались. Друг Шишкина свернул в подворотню, видимо, чтобы продолжить свой рабочий день, а сам Шишкин все так же неторопливо вернулся домой.
Проводив его до подъезда, я снова устроилась за столиком на лавочке, спрятанной в кустах, и стала ждать: не вздумается ли уважаемому пенсионеру еще раз в этот день прогуляться?
Но время шло, а интересующая меня персона из подъезда так и не появлялась.
Глава 8
Чтобы золотое время не проходило даром, я принялась анализировать разговор, подслушанный в ресторане.
Было совершенно очевидно, что когда-то, по всей видимости, довольно давно, как раз в те времена, когда в городском музее работал Шишкин, там произошла какая-то серьезная кража. Ясно было также и то, что к этому делу, так или иначе, были причастны все фигуранты, которые проходят по делу об убийстве Шульцмана, включая и самого Шульцмана. И кстати, не мешает отметить: судя по тому, что Шишкин упоминал именно о «делах», а не о «деле», подобная авантюра была далеко не единственной. Так что, видимо, беспокойство Шишкина относительно «надежности» Гиля было далеко не напрасным.
Впрочем, речь сейчас не об этом. Было в этом рассказе о давней краже что-то такое, что с самого начала меня зацепило. Хотя, казалось бы, события давно минувших дней меньше всего могли иметь отношение к убийству, произошедшему совсем недавно. Но почему-то мой внутренний инстинкт старой ищейки, беспробудно спавший все время, пока я занималась этим делом, и упорно не желавший подсказывать мне, в каком направлении следует прилагать усилия, – почему-то этот инстинкт сейчас неожиданно проснулся и заставлял меня снова и снова прокручивать в голове подслушанный разговор.
Конечно, в пользу инстинкта говорило, например, то, что и Шульцман, и Гиль, и Шишкин – все они были повязаны этой давней кражей. Но только ли одна кража связывала их? Наверняка никаких пальцев не хватит, чтобы пересчитать все грязные делишки, в которых они участвовали всей своей компанией. Почему же именно эту кражу я должна выделять, а на остальные авантюры не обращать внимания?
Правда, была одна деталь, о которой упомянул Шишкин и которая действительно выделяла эту кражу из ряда других авантюр. Как он там сказал? «Не только бабулек наварил, но и здоровье свое поправил»? Да, да, именно так! А если мне не изменяет память, мать Веры в беседе со мной как раз упоминала и о слабом здоровье своего мужа, и о том, что ему делали какую-то сложную операцию. Причем давно.
То есть мы вполне можем предположить, что именно от продажи экспонатов, украденных из городского музея, господин Шульцман смог выручить денежную сумму, достаточно серьезную, чтобы и семейный бюджет пополнить, и оплатить какие-то, по всей видимости, дорогостоящие медицинские процедуры. Ведь сложные операции не бывают дешевыми.
Ну что ж, в общем и целом дальнейшая программа действий ясна. Выяснить, сколько всего краж совершалось из нашего городского музея за последние... ну, предположим, пятнадцать лет; когда именно совершались эти кражи и что было украдено. Это раз. И второе: поподробнее расспросить родственников Шульцмана, что за операция была ему сделана, по какому поводу она назначалась, а в особенности в какой период времени она производилась.
Да, программа красивая, но все-таки, по сути, она ничего не давала. Даже если полученные сведения подтвердят мои догадки и периоды операции Шульцмана и какой-либо из музейных краж совпадут, что это нам дает? Ну, наварился он от продажи краденых картин, ну, оплатил свою операцию – что из этого? При чем здесь мотив его недавнего убийства?
Разум во весь голос вопил о том, что действия по перепроверке, в общем-то, достаточно очевидных, а главное, не относящихся напрямую к делу сведений, – поступки бессмысленные и только зря отнимающие время. А инстинкт так и нашептывал на ушко: «А ты все-таки проверь».
В конце концов, что еще у меня есть? Гиля раскручивает Андрюша, он – профессионал, и работать с ним параллельно над одной и той же версией – вот это уж действительно напрасная трата времени. А кроме Гиля, у нас в активе только Шишкин.
Я вспомнила об упорном труде, который рекомендовали мне кости, и поняла, что проверки информации, подслушанной в ресторане, мне не избежать. Ведь что есть упорный труд с точки зрения частного расследования? Это есть подробнейшая отработка каждой незначительной детали, которую подбрасывает тебе судьба. А уж если учесть, что я на верном пути...
Мне еще довольно долго пришлось сидеть за деревянным столиком во дворе, перебирая в голове одну за другой полные сарказма мысли о своем «пути», прежде чем я поняла, что уважаемый господин Шишкин на сегодня больше не запланировал прогулок. Был уже поздний вечер, когда я покинула свой пост, так и не дождавшись его второго появления.