действительно серьезно?
— Да!
— Ладно, хорошо, я все понял. С девочкой надо поговорить, объяснить… Я проведу беседу, она все поймет, все осознает, и пусть этот вопрос тебя больше не волнует.
— Пусть меня больше не волнует то, что моя дочь в тебя влюбилась?
— А чем я плох, в конце концов? Чем я тебе не нравлюсь, а, папаша? Я могу тебя так называть?
— Сократ, мне действительно сейчас совершенно не до смеха, — очень тихо произнес король.
— Извини, прости, я немного перегнул. Думаешь, у Ластении это серьезно?
— Ты бы видел ее. Казалось, еще немного, и моя нежная ласковая дочь вцепится в волосы Терр- Розе. На Ластению это совершенно не похоже, такой ее могла сделать только любовь.
— Или помрачение рассудка, — мрачно пробормотал Сократ.
— Иногда, Сократ, это одно и то же, — выдохнул Аргон. — Ты знаешь, я выпил бы сейчас пару бокалов вина. Что-то я устал…
— Одну минутку, сейчас свистну слуге. А ты присаживайся, ноги вытягивай, расслабляйся… Я тебе сейчас еще плечи помассирую, это знаешь, как здорово помогает!
И толстяк поспешно выскочил из покоев.
Сияние огней Малахитовой Залы на миг ослепило Нэскея. Многочисленное общество уже давно собралось и дружно недоумевало — отчего же ничего не происходит? Обычно приходилось ожидать Патриция, но Владыка присутствовал в Зале, он в одиночестве сидел за центральным столом и с отсутствующим видом покачивал в руке любимый кубок с Драгоценностями Космоса.
Когда распахнулись двери и на пороге возник Нэскей, шум и гул моментально стихли. В тишине, под сотнями взглядов, юноша направился к Георгу. Его вид, поступь были величавы и спокойны. Патриций поднялся ему навстречу… Гости продолжали хранить молчание и тогда, когда юноша прикоснулся лбом к правой руке Повелителя — приветствие, принятое меж близкими родственниками мужского пола. Затем юноша встал по левую руку Патриция и замер красно-золотым изваянием. Предоставив публике возможность как следует оценить их сходство и довольный произведенным эффектом, Владыка произнес:
— Спасибо, что посетили мой дом. О причинах этого торжества я умолчал намеренно, хотел сделать вам сюрприз, надеюсь, он мне удался. Позвольте представить виновника торжества. Мой сын Нэскей, мой вновь обретенный сын.
Спустя пару секунд тишина взорвалась криками и громом оваций. Коротким жестом призвав к тишине, Патриций кратко поведал о похитителях из созвездия Огня и о том, как юноша сумел вернуться в родные стены после стольких лет разлуки. Во время этого монолога Нэскей хранил молчание, глядя поверх голов присутствующих. Когда Патриций закончил, он произнес:
— Я счастлив вернуться домой, — на удивление чисто, уверенно и свободно прозвучал его голос в гулком малахитовом пространстве. — Счастлив вновь ступить на родную землю Марса. Выше чести нет, чем быть принятым во Дворце, не существует большего счастья, нежели быть сыном великого Георга Патриция.
Затем отец и сын заняли места за центральным столом, и торжество началось.
Аргон с Сократом пили вино с прохладными ломтиками кисло-сладких фруктов, а слуги развешивали и раскладывали обратно на свои места вещи толстяка.
— Где она сейчас может быть? — Сократ поддел тонкой вилкой понравившийся фрукт.
— Обычно плакать Ластения ходит в Ароматный Сад.
— Такая крытая оранжерея со всякими диковинными растениями?
— Именно.
— Пойду, схожу, поговорю с ней.
— А я вернусь в зеленую гостевую, — Аргон отставил бокал и поднялся из кресла, — провожу нашу гостью в Деревянную Столовую, может, и Олавия захочет немного поесть.
— Лучше бы ты проводил нашу гостью к выходу, — буркнул толстяк.
— Сократ, прошу тебя, не начинай все сначала, я действительно немного устал и не хочу, чтобы…
— Понял, понял. Ладно, я пошел. Скажите мне, ваше королевство, что-нибудь хорошее и ободряющее на дорожку.
— Если ты не разрешишь эту ситуацию, я велю отрубить тебе голову.
— Спасибо, мой добрый друг, это именно то, что я хотел услышать.
Они вышли из сократовых покоев, Аргон свернул к зеленой гостевой, а толстяк заторопился к Ароматному Саду — огромной оранжерее под прозрачным куполом, имитирующей небольшой парк прямо в стенах дворца.
Распахнув прозрачные двери, Сократ ввалился в оранжерею и посмотрел по сторонам.
— Ластения!
Девушка сидела на белоснежной скамейке в чаще вечнозеленых широколистных растений, чьи толстые стебли вымахали в два человеческих роста, и олицетворяла собой безутешное горе. Сократ присел перед нею на корточки.
— Ластения, это правда?
Она ничего не ответила. В саду стояла влажная духота, солнце било прямо в прозрачный купол над головою.
— Ластения, это правда? — повторил он.
— Что? — всхлипнула она.
— Что ты меня любишь?
— Да!
Сократ замолчал, не зная с чего начинать эту беседу, ко всей беде вдобавок казалось, что солнце метит своими разящими лучами именно ему в макушку. Немного поразмыслив, Сократ изрек:
— Ластения, деточка, посмотри на меня внимательно. Неужели тебе нравится то, что ты видишь?
— Нравится.
Ластения пристально разглядывала крупный белый песок под ногами, по ее щекам катились прозрачные капли.
— Деточка, ты же само совершенство, а я толстый и противный.
— Неправда!
— Я старый и сварливый.
— Глупости!
— Я многопьющий и злой. Я совершенно аморальный тип.
— Неправда!
— Я нудный и глупый.
— Нет!
— Я бездомный и нищий.
— Ничего подобного! Ты самый умный, самый веселый, мой дом — это твой дом, и в нем предостаточно богатства! И еще ты самый красивый, — добавила девушка.
— Ты так думаешь?
— Да! — ее точеные плечи, охваченные облачно-легкой тканью, вздрагивали.
— А как же Патриций? Вроде бы он тебе очень сильно нравился? Ты только посмотри, как далеко мне до Патриция… Ты только погляди на эту морду! Посмотри внимательно.
— Я это специально сказала, — перебила Ластения, — хотела, чтобы ты меня ревновал! Я и представить не могла, что на меня все так набросятся!
— Ах, вот оно что… — Сократ прошелся взад-вперед, разминая затекшие колени, и рявкнул вдруг: — Прекрати истерику!
Ластения захлебнулась слезами от неожиданности и перестала плакать.
— Выбрасывай скорее из своей прекрасной головки всю эту бессмыслицу. Не знаю, что ты там себе
