причудливом футляре, но никак не на живого человека.
Ритм напоминал уже биение сердца, возбужденного страхом… Зрители отчетливо ощущали, как натягивает и вибрирует кожа на их собственных телах. Девушка с блюдом подошла к Нэскею. Вторая живая статуэтка, размахнувшись, вонзила в «сердце» стилет. Из надреза хлынула бурая жидкость, похожая на старую кровь. Нэскей приподнялся на локтях и стал жадно ее пить. Музыка достигла агонии, стала невыносимой. Вдруг юноша пронзительно закричал, и его лицо, тело пошло трещинами, бороздами, как древесная кора.
Музыка оборвалась на самой высокой ноте, казалось, она прозвучала уже за пределами сознания, одновременно погасли огни. Когда же свет вспыхнул вновь, на малахитовом полу, раскинув руки и устремив безжизненное лицо вверх, лежал перерожденный Нэскей.
Аргон сидел неподвижно, как каменное изваяние, Сократ приводил в чувство Олавию, брызгая ей в лицо холодной водой, бледная до синевы Ластения тихонько обсуждала увиденное с Терр-Розе. Все находились в состоянии шока.
— Объясните мне, что это такое? — Аргон взял бокал вина, осушил его в два глотка и посмотрел на Терр-Розе. — Объясните, я не понимаю. Что он с ним сделал?
Олавия заливалась слезами, у нее начиналась истерика, и подоспевшие дворцовые врачи поспешили увести королеву.
— Скажите мне, что он сделал с Леброном? — в глазах Аргона все еще отражались огни Малахитовой Залы. — Отчего он так переменился?
— Патриций трансформировал его память, — уверенно ответила Терра, — он полностью изменил его представление о прошлом, вложил в сознание иные воспоминания, лица других людей. Скорее всего, вас он даже не знает, да и зовут его теперь Нэскей, а не…
— Поняли уже, — подал голос толстяк. — Сделай еще одно Око, поищем Анаис, она должна быть там, во Дворце. Найдем ее, начнем думать, как их всех достать из этого проклятого места.
— Хорошо, только на этот раз я не смогу удерживать его так долго, я потеряла много сил.
— Ну, так подключай запасные баки топлива!
— Извините меня, — Аргон поднялся из-за стола, — я, пожалуй, пойду, мне надо немного побыть в тишине, подумать.
Когда двери за ним закрылись, меж ладоней Терр-Розе снова возникло сияние, и вскоре невидимый шпион опять блуждал по галереям и залам Дворца. Он побывал и в покоях Патриция, и в покоях Анаис…
— Не то, не то, — бормотал Сократ, — все не то, не то, не то… Если они во Дворце, то их не будут держать в высоких покоях, веди Око к нижним уровням.
— К нижним? — удивилась Терра. — Там же…
— Веди, говорю, и не мешай мне логически мыслить!
— Как пожелаешь, — пожала она плечами.
Но как только Око миновало надземные этажи, сфера вдруг затрещала, заискрила и погасла.
— Чего это с этой штукой?
— Не знаю…
Терра создала новый шар, но его постигла та же участь. Королева призадумалась.
— Похоже, на нижних уровнях отсутствуют силовые поля или разорваны все энергоцепи.
— И что, туда никак нельзя проникнуть?
— Если ты помолчишь хотя бы минуту, я, может быть, что-то и придумаю.
Толстяк покладисто замолчал и потянулся к винному кувшину. Терра поднялась с деревянного резного кресла и отошла подальше от стола. Глаза королевы цвета беззвездного ночного неба вспыхнули, вокруг ее фигуры заметались ярко-зеленые разряды, в воздухе запахло озоном. Толстяк так и замер с кувшином в руках, наблюдая за Террой. А она тем временем соединила разряды в гудящий крутящийся клубок. Отчаянно завывая, он завис в пространстве и посветлел.
— Иди сюда!
Толстяк бухнул кувшин на стол и поспешил к Терр-Розе.
— А что это за штука такая?
— Вездеглазый Амаюн, — почти не разжимая губ, процедила Терра, говорила она с трудом, едва-едва удерживая бушующий клубок, — в нем энергия трех параллелей, он может работать вне ваших полей и цепей.
В дрожащей зеленоватой поверхности Вездеглазого Амаюна замелькали лестницы с простыми каменными ступенями, без ковров и украшений.
— Так, давай-ка осмотрим первый уровень, — переминаясь с ноги на ногу, Сократ пристально вглядывался в изображение.
— А они большие, эти уровни? — от напряжения на висках Терры выступили бисеринки пота. — Я его долго не удержу.
— Не знаю, сюда я еще не добирался.
Первый уровень оказался пуст, и Вездеглазый Амаюн устремился ниже.
— Ничего не пропускай, ничего, — от высвобождающейся энергии Амаюна трещали волосы, ощутимо покалывало кожу на лице, — так… так… ниже, ниже, ниже… стоп! Серую дверь проехали! Я же говорю, не пропускай ничего!
— Да ее не видно почти! Я ее не заметила!
Вездеглазый Амаюн прошел сквозь стену. Возникла сумрачная комната, освещенная едким светом шаров, висящих в воздухе.
— Ну, вот и Анаис, — прошептал Сократ, словно боялся, что его услышат во Дворце.
— А там… — обмерла Терра, — смотри, там же… рядом с нею…
— Алмон, — ядовито закончил Сократ. — Что, не ожидала, да?
— Но… как же так? Он же мертв!
— Прибыл обратно! По распределению! Хорошего человека, Терра, не так-то просто убить! Так, ну-ка, что тут у нас…
Толстяк внимательно всматривался в плавающую картину. По пояс голый Алмон сидел на полу, прислонившись спиной к стене. Выглядел он устрашающе: сильно поседевшая шевелюра спутанной гривой падала на лицо, корка запекшейся крови на шее, перебинтованное запястье… Глаза полуволка были закрыты и, если бы не мерно поднимающаяся и опускающаяся грудь, можно было бы подумать, что он мертв. На кровати, подложив ладонь под щеку, лежала Анаис в рваном платье, с перебинтованным плечом.
— Выглядят ужасно, — пробормотал толстяк. — И чего они все в крови? Неужто над ними издевались…
— Алмон… не могу поверить. Интересно, а Глаз Идола все еще у Анаис или нет?
— Ты больше ни о чем другом думать вообще не способна? Можешь увеличить изображение?
Терра подвела Амаюн поближе к девушке и полуволку. Она рассматривала их измученные лица и никак не могла поверить в то, что это
— Эх, Терра, Терра, — вздохнул Сократ, — негодяйка ты крылатая. Посмотри, и твоя вина там сидит, рядом с ними.
— А что я? Что я?
— Изумления моего не хватает! Неужели совести хватит сказать, что ты ни в чем не виновата?
Вдруг, будто бы услышав этот разговор, Анаис открыла глаза и приподняла голову. Взгляд ее был пустым, безжизненным, но она не сводила глаз с Терры и Сократа.
— Ты знаешь, — напрягся толстяк, — у меня такое ощущение, что она нас видит.
— У меня тоже. И это совершенно не к добру.
— Почему?
— Потому что видеть с обратной стороны Вездеглазого Амаюна могут только умалишенные.
— Ты хочешь сказать, что…
В этот момент Анаис показала на них пальцем и засмеялась сухим лающим смехом.