предмет, походивший на серебряную птицу. — Я буду счастлива, если мы объединимся.
Алмон посмотрел на Терр-Розе.
— Вы, если не ошибаюсь, подруга Патриция?
— В отставке, — гнусно ухмыльнулся Сократ.
— Ничего подобного! — вспыхнула Терра. — Я сама ушла, если хотите знать!
— Да-да-да-да, сама-сама-сама.
— Сократ, — усмехнулся полуволк, — о тебе я тоже знаю крайне мало.
— А чего обо мне знать, — широко, открыто улыбнулся толстяк, — вот он я, весь как на ладони, открытый для любви и денег. Давайте дружить, ребята, это будет здорово, вот увидите.
— Могу себе представить!
— Терра, а ты можешь хоть сейчас ехать к себе домой. Никто не держит, за платье не цепляется.
— Нет, — Ластения присела в кресло рядом с нею, — я никуда не отпущу Терру. У меня еще не было ближе подруги.
— Что ж, — Алмон поправил покрывало, съехавшее с плеча вместе с брошью, — я не возражаю. Если получится, будет прекрасно. Анаис мечтала о друзьях…
— Ура! Алмон с нами объединился! Алмончик, а ты можешь пули руками ловить?
— В меня уже кто-то тут собирается стрелять?
— Я к тому, что может в нас кто-нибудь соберется, тогда ты нас спасешь?
— Непременно. Так, идем в лабораторию, — Алмон встал с кресла. — Кстати, кто это у вас там под столом сидит?
— Это слуга, он тебя увидел, когда ты выходил из Вихря, и решил, что на нас инопланетяне напали.
— Любезнейший, — Алмон наклонился, заглядывая под стол, — не бойся, выходи, я не ем сатурниан, они не вкусные.
Видимо, решив, что, стало быть, вкусные все остальные, слуга снова закатил глаза и рухнул на пол.
— Зря ты это сказал, — усмехнулся Сократ, — они тут все очень нежные.
Присев на скамью, Патриций закрыл глаза, подставляя лицо последним лучам заходящего солнца. Над головой тихонько рокотали кроны, под ногами шептались травы… Свежело. Георг поднялся со скамьи и направился обратно к Дворцу.
Алмон переоделся в свои выстиранные и высушенные штаны, возвратив покрывало Сократу, брошь — Терр-Розе.
— Еще раз извините мой непристойный вид.
— Ничего страшного, как-нибудь потерпим, — Терра заинтересованно рассматривала его литые мышцы под золотисто-бронзовой кожей до тех пор, пока Сократ нарочно не наступил королеве на ногу. Алмон осторожно поднял с кресла Анаис.
— Может, ее тоже надо было переодеть? — Терра с сомнением покосилась на изорванное платье бледно-зеленого цвета.
— Боюсь лишний раз тревожить, вдруг очнется.
Покинув Деревянную Столовую, они направились вслед за Ластенией. Серебряная «птица» открыла анфиладу дверей, пропуская в сердце лаборатории. Овальное светлое помещение снизу доверху прошивали подрагивающие лиловые нити, в пространстве парили пульсирующие полусферы, ритмично скручивались в жгуты и распадались на синие ленты мягкие на вид, будто усыпанные белесым пеплом, «рукава», тянущиеся от пола до потолка…
— Это и есть лаборатория? — толстяк озадачено поглядел по сторонам. — А где приборы, аппараты, колбочки-пробирочки?
— Вот, — развела руками Ластения, — всё, что есть.
— А руководство по эксплуатации имеется?
— Подержи, — Алмон передал Сократу на руки Анаис. — Удержишь?
— Вообще меня за личность не считаешь, да?
Алмон неторопливо прошелся по периметру помещения, разглядывая наполнение лаборатории. Остановившись напротив одной из полусфер, он протянул к ней раскрытую ладонь. Пульсация резко участилась и полусфера задрожала, раскрываясь семью лепестками. Алмон жестом подозвал Сократа. Он поднес Анаис к парящему в пространстве «цветку» и осторожно уложил в середину. Как только девушка оказалась внутри, лепестки принялись делиться и смыкаться, образуя сферу.
Находиться взаперти оказалось позорно до невыносимости. Нэскей мерил шагами шестиугольное помещение и недоумевал, как такое вообще могло произойти? «Кто он такой? — размышлял юноша, слушая, как под ногами тихонько поскрипывает золотистый пол. — Почему отец раньше о нем не упоминал? Почему только на пороге сказал, что Анаис не одна закрыта? Как он мог допустить такое?» Подойдя к окну, юноша взялся прощупывать энергополе апартаментов. Все каналы оказались блокированы. Присев в кресло, он коснулся ледяными пальцами переносицы и задумался, отрешенно глядя в пространство.
Начав, было, пульсировать теплым сиянием, сфера вдруг налилась багрово-черным и взорвалась почти беззвучно, разлетаясь пепельными лохмотьями. Терра с Ластенией вскрикнули от неожиданности, прикрывая лица. Не изменив положения, фигура Анаис покачивалась в воздухе. Сократ задумчиво хмыкнул, глядя, как развеваются края платья и пряди волос.
— Как я понял, силу Анаис тут вряд ли что выдержит. Есть какие-нибудь соображения?
— Может, нам самим попробовать? — предложила Терр-Розе. — Каждый из нас по-своему силен. Что если нам соединить нашу энергию и пропустить ее через каналы лаборатории? Вдруг это поможет восстановить сознание и пробудить разум.
— А тогда вообще всё на воздух не взлетит?
— Не должно. — Алмон подошел к медленно, сонно вращающемуся бледно-голубому конусу. — Только потихоньку, по нарастающей.
Терр-Розе с Ластенией подошли к конусу и протянули к нему ладони. Толстяк остался стоять на месте.
— А ты?
— Что, от меня тоже будет польза?
— Конечно, — Алмон раскрыл ладони, глядя в центр конуса.
— Главное, чтобы вреда от него не было, — вздохнула Терра, — от него обычно много вреда бывает.
— Уж кто бы говорил, — Сократ встал между Алмоном и Ластенией. — Я готов, приступаем.
Бледный конус ускорил вращение, насыщаясь цветом, ожили, заволновались «рукава» и нити. Вбирая и соединяя такие разные потоки энергий, конус увеличился в размерах, завибрировал с надрывным воем, но выдержал. Вокруг Анаис стало зарождаться свечение необычного золотисто-синего оттенка. Оно окутало девушку, словно тончайшая переливающаяся ткань, приподнимаясь и опадая, будто было живым и дышало.
— У меня кружится голова… — прошептала Ластения, ее глаза потускнели, лицо залила бледность.
— Еще немного, — ответила Терра, превозмогая собственное головокружение и слабость, — еще чуть-чуть.
Толстяк пошатнулся, приваливаясь к плечу полуволка, но ладоней не опустил. Свечение разорвалось снопом трескучих искр, они осыпались на девушку, исчезая, будто впитываясь в кожу. И на миг Анаис вспыхнула, словно внутри ее тела промелькнул солнечный луч.
Медленно, едва передвигая ноги, Патриций брел во Дворец с охапкой желтых листьев и осенних
