Параллельных Миров. Каждая Параллель имеет свой номер, свое обозначение и свою жизнь, их обитатели общаются между собой, ведут торговые отношения, таким образом, получается, что каждая планета сама по себе уже целая маленькая Система. Не будем заглядывать в сиреневые дали, возьмем только Солнечную Систему. Все ее основные и второстепенные планеты приняты в Единое Великое Космическое Сообщество, благодаря этому они имеют Зрение и Знание. Вы в Сообщество не приняты, поэтому способны видеть только Мертвую Параллель. Поэтому земляне уверены, что нигде больше нет жизни, что их потрясающая планета со своей высокоразвитой цивилизацией одна во всей Галактике. И свои забавные луно и марсоходы люди могут запускать вплоть до полного опупения — аппараты ползают в Мертвой Параллели и ничего, кроме грязи, в свои колбочки не насобирают, пробраться к нам они не смогут. Конечно, бывают досадные недоразумения в виде прорывов границ, и землянам удается случайно сфотографировать какой-нибудь кусок барельефа на доме, но в этом нет ничего страшного, хотя бы будет, чем заняться вашим великим космическим умам и писателям-фантастам.
— Вот как… Мертвые параллели, что это? Откуда они?
— Всякое говорят, на одних планетах это остатки первичного мира, на других они созданы искусственно. Алмон, а на Марсе?
— Мертвый мир.
— Я вот не понимаю, там много чего осталось, например, русла рек и практически целая дамба, почему это все с землей не сравняют? Вдруг какой-нибудь кривоногий марсоход наткнется, а, Алмон?
Полуволк неопределенно отмахнулся.
— Почему же нельзя сделать так, чтобы мы знали, что везде есть жизнь? Может, нас скорее приняли бы в это Сообщество.
— Ой, не уверен, — Сократ налил себе полный бокал вина и промочил пересохшее горло. — Вы не в состоянии навести порядок не только на своей несчастной, истерзанной планете, но и в своих городах, на улицах, даже в собственных домах. А про ваши души и мозги я вообще молчу — они полный хаос. Вы практически не владеете никакими ценными знаниями, но зато обладаете непомерным чувством собственной значимости, величия и грандиозным эгоизмом. Вы прямо-таки цари над миром, и переубедить вас невозможно, тогда вы просто утратите смысл жизни. Знал бы ты, как смешно и грустно это смотрится со стороны. Вы благополучно превратили красивую и щедрую планету в одну большую помойку и еще продолжаете что-то из себя строить. Ничего не изменится в лучшую сторону, пока вы не созреете, но, боюсь, что Земля до этого времени не доживет. Вас нельзя выпускать на волю, ни в коем случае. Ты только представь, Дэн, что могло бы приключиться если, к примеру, завтра земляне получат доступ к свободному перемещению по Космосу? Слава всем богам, что на своих космических скорлупках, которые каждый раз вы запускаете с такой большой помпой, пережевывая это событие во всех средствах массовой информации, люди далеко не дошкребутся, но ты подумай, что было бы, если б дошкреблись? Если бы они смогли посещать другие планеты и общаться с их жителями? Что они принесли бы конкретно нам? Хаос, дорогуша, полнейший хаос и неразбериху. Они развалили бы все, что только можно развалить. Ничего не соображающие толпы народа, со своей фантастической значимостью и величием в собственных глазах, лезли бы повсюду, куда только можно и нельзя, напоминая детишек, которые в грязных сапогах ворвались в стерильную лабораторию и, распихивая седых ученых мужей, принялись за всё хвататься немытыми руками. И заметь, остановить или заставить их выслушать хоть что-то вразумительное было бы совершенно невозможно, легче, по-моему, остановить на лету метеоритный дождь голыми руками. Я не хочу сказать, что наш мир сплошное совершенство, но он мне очень нравится, и я не хочу бежать в другую Систему, а эту оставлять на растерзание гениальным землянам. Мне было бы очень обидно, если бы мой любимый мир пришел в полную негодность из-за одной маленькой планетки, поэтому пусть они лучше сидят дома и продолжают собой гордиться.
— А как вы думаете, — вздохнул Дэн, — когда-нибудь Земля будет принята в Сообщество?
— Трудно прогнозировать, — развел руками толстяк. — Ты же землянин, ты должен лучше знать возможности своего народа.
Патриций резко обернулся и едва не столкнулся с молодым человеком в дорогом костюме, плаще, с «дипломатом». Выглядел он преуспевающим бизнесменом.
— Ну и что ты так кричишь? — процедил Владыка.
— Простите, Георг, не знал, что вы здесь инкогнито.
— Ты кто?
— Простите, еще раз простите! Я ваш подданный, я с Дэймоса, мое имя Кур, я все никак не мог попасть к вам на аудиенцию! Скоро я возвращаюсь обратно и смею ли надеяться, что сумею поговорить с вами во Дворце?
— Безусловно, — кивнул Патриций и тепло улыбнулся, — приходи без промедленья прямо во Дворец.
Толстяк закончил монолог о землянах и перешел к законам энергий.
— Ну, надо же, — покачал головой Дэн, — как всё удивительно.
— Что именно? — зевнул Сократ.
— Ну, оперирование энергиями и прочее. И все это совершенно серьезно? А могли бы прямо сейчас что-нибудь продемонстрировать? Ну, чтобы я смог поверить.
— Типичный продукт своей планеты, — тяжело вздохнул толстяк, а Терр-Розе ядовито произнесла:
— Сократ, кажется, он снова нас не за тех принимает. Он думает, мы сейчас аттракционы исполнять начнем!
— Но… вы меня простите, конечно, но мне очень трудно во все это поверить…
— Понимаешь, дорогуша, — толстяк положил себе на тарелку десерт, — нам совершенно нет никакой надобности что-то тебе доказывать. Процесс какого-то ни было доказательства уже сам по себе унизителен. Оттого что ты нам поверишь или нет, мы не станем жить лучше или хуже, жизни на других планетах или космические законы не исчезнут только потому, что ты их не знаешь. Если ты чего-то
— Но вы тоже должны его понять, — вступилась Анаис. — Для него слишком много всего и сразу.
— Тем более что я все равно не могу осознать, что я на другой планете, — кивнул Дэн. — Мне это кажется совсем уж диким.
— Ну, конечно, — согласился Алмон, — поверить действительно невозможно.
Он встал из-за стола и жестом попросил Дэна следовать за ним. Он подвел его к окну, за которым распахивалась панорама дворцового сада и зеленой долины с виднеющимися остроконечными крышами домов дворцовой обслуги. На Сатурн опускалась легкая вечерняя дымка.
— Понять и поверить практически невозможно, если ты не в состоянии доверять собственным глазам. Смотри, — Алмон постучал когтем по стеклу, — смотри, это Сатурн, видишь? Видишь?
Алмон улыбнулся, и отчего-то на душе у Дениса сделалось легко и спокойно.
Посмотрев убранство Зимнего дворца, Патриций спустился вниз и на первом этаже обнаружил кафе, где торговали напитками и пирожками. «Кощунство, — подумал Владыка, — во дворце, в музее торговать жареной картошкой». Он взял стакан сока, присел за столик и закурил сигару. К нему тут же подскочила старушка в форменной одежде.
— Что вы, что вы! — залопотала она. — Здесь нельзя курить!
— Если здесь можно есть, почему же нельзя курить? — тихо произнес Патриций, поднимая на нее взгляд.
Старушка торопливо перекрестилась и отпрянула. Допив сок, Патриций покинул Зимний.
Остановившись на набережной Невы, он посмотрел по сторонам на полуразвалившийся грязный город и с легкой горечью отметил, что земляне не только не умеют готовить еду, делать вино, они также не умеют уважать свою историю и культуру, а значит, не умеют уважать и самих себя.
