месяц в Цхалтубо. Шалва как раз помог с путевками. У него же были дела в Тбилиси. Я предложил ему пожить у нас.
— Он жил у вас целый месяц?
— Да, почти. Мы и раньше оставляли Шалве квартиру. Так же как и он нам — дом в Батуми.
— Когда вы вернулись, Челидзе все еще жил в вашей квартире?
— Да. Он нас встретил, привез домой к накрытому столу.
— А «Перстень Саломеи»? Он был на месте?
— Конечно. Мама первым делом попросила показать ей его. Она относилась к нему особо. Считала, что он охраняет нашу семью от несчастий.
— Вы показали ей перстень?
— Показал. Она всегда любила смотреть на него. И в тот раз смотрела особенно долго.
— А потом?
Дадиани посмотрел на меня с некоторой иронией:
— Потом я спрятал перстень в сейф. Запер сейф на ключ. Ключ положил в карман.
— Ключ у вас один?
— Один. Раньше было два, но, когда мы поставили «Перстень Саломеи» на учет государства, один ключ мама отдала в Музей искусств Грузии.
— Вы всегда носите ключ от сейфа с собой?
— Всегда. Раньше же его всегда носила с собой мама. Она была немного суеверна, считала этот ключ чем-то вроде амулета.
— Когда вы вернулись из Цхалтубо, Челидзе сразу уехал?
— Не сразу. Побыл с нами еще дня два. — Дадиани нахмурился: — Видите ли… После приезда маму в этот же день пришлось положить в больницу. Через неделю она умерла…
— Простите, батоно Вахтанг, — извинился я.
Дадиани грустно улыбнулся:
— Вы здесь ни при чем. Ваши вопросы, наверно, не случайны. Зря не стали бы задавать.
— Не стал бы, — подтвердил я и попросил: — Вспомните еще одно, батоно Вахтанг: может быть, вы давали кому-нибудь ключи от сейфа? Совсем ненадолго.
— Нет. Этот ключ я всегда ношу с собой. — Дадиани вытащил из кармана пиджака связку ключей. Положил на стол, отделив один: — Вот он.
Ключ от сейфа можно было отличить сразу. Темный, старинной формы, он резко выделялся среди других. Круглая рукоятка, продолговатый стержень, бородка со сложной системой выемок и зубчиков. Такой же ключ, только из современного металла, лежал у меня в кармане. Я вытащил его, положил рядом.
Дадиани посмотрел удивленно:
— Откуда это у вас?
— Этот ключ был найден в доме Шалвы Челидзе, в тайнике. Остается понять, как Челидзе удалось сделать слепок.
Дадиани хотел что-то спросить, но передумал. Некоторое время молча разглядывал ключ- двойник.
— Слепок?
— Да, батоно Вахтанг. Слепок.
Мой собеседник встал, подошел к окну. Побарабанил пальцами по стеклу. Вернулся, сел:
— Он сделал слепок… Ну что ж, тогда скажу. Десять дней назад Шалва Челидзе приезжал ко мне. Я что-то почувствовал. Но я не мог даже предположить, что дело в этом.
— Вы говорите, десять дней назад?
— Десять дней назад. Переночевал. Уехал на следующий день вечером. О приезде просил никому не говорить.
— Почему?
— Сказал, что на днях уходит в загранплавание и, если кто-то узнает об отлучке, будут неприятности. Поэтому я сначала и не сообщил вам об этом. Не хотел подводить…
Дадиани, занятый своими мыслями, машинально взял канцелярскую скрепку, принялся ее раскручивать, раскрутив, бросил проволоку в пепельницу. Она слегка звякнула.
— Батоно Георгий, что все-таки с Челидзе?
— Челидзе арестован.
— Были серьезные основания?
— Достаточно серьезные. Он подозревается в нескольких особо опасных преступлениях.
Я встал:
— Спасибо, батоно Вахтанг. Ваш рассказ многое прояснил.
Проводив меня до двери, Дадиани удрученно сказал:
— Не пойму только, зачем Шалве был нужен этот ключ. Ведь «Перстень Саломеи» в полной сохранности.
— Мне тоже хотелось бы это понять.
Лариса Гогунава жила в центре, в старом тбилисском доме. Поднявшись на второй этаж, я позвонил в резную деревянную дверь. Через минуту дверь открылась. На меня изучающе смотрела красивая молодая женщина со светлыми волосами и большими серыми глазами. Она была в простом на вид платье и легких домашних туфлях. Спросила спокойно:
— Георгий Ираклиевич?
— Он самый.
— Пожалуйста, проходите.
Обстановка в гостиной производила впечатление: все здесь казалось ажурно-воздушным, будто просвечивающим, никакой тяжести, громоздкости.
Лариса кивнула на одну из дверей:
— Давайте пройдем в кабинет. Вот сюда.
В кабинете Лариса предложила мне место за письменным столом, сама села возле в кресло.
Я осторожно положил на край старинного стола свой дипломат. В нем лежали мои основные козыри — документы и вещественные доказательства, тщательно подобранные в Батуми. Первым делом достал копию «Перстня Саломеи».
Лариса даже бровью не повела.
— Лариса, вам знакомо это изделие? — задал я вопрос как можно более миролюбивым тоном. Поскольку она сразу посмотрела на меня неприязненным взглядом, добавил: — Может быть, вы о нем слышали?
Лариса встала, отошла к окну, тронула стоящие в вазе свежие розы. Резко повернулась:
— Милиция уже спрашивала меня об этом перстне. Мне показывали его фотографию. Я сказала, что никогда эту вещь не видела, ничего о ней не слышала. Вы спрашиваете о перстне снова. Почему?
— Мне сказали, этот перстень был у вашего мужа.
— Кто же такое мог сказать?
— Давид Сардионович Церетели. Вы его знаете?
Лицо Ларисы стало скучным. Она отвела глаза куда-то на стену:
— Слышала о нем. Что дальше? Я должна доложить о всех своих знакомых?
Я проследил за ее взглядом. Она смотрела на картину. На полотне был изображен парусник в штилевом море. Явно не хочет поддерживать разговор.
— Лариса, я хочу одного: выяснить истину.
— А я не хочу выяснять истину. Теперь не хочу.
— Почему?
— Неужели это надо объяснять? Разве непонятно?
— Мне непонятно.
— О, бог мой, Георгий Ираклиевич… У меня был муж. Я его любила. По-настоящему любила. Теперь
