Гроза утихла, подарив городу недолговечное ощущение чистоты и свежести. Вспыхнувшие огни реклам всем своим многоцветьем отражались в лужах. Толпы отдыхающих вываливались из автобусов и троллейбусов на центральных улицах в предвкушении забав и развлечений очередного курортного вечера. Местных жителей легко было отличить по озабоченным взглядам, бросаемым на полупустые витрины продуктовых магазинов. У всех свои проблемы.
Безнадежно опоздав на ужин, Широков решил пройтись пешком от райотдела до санатория. Тем более что разболелась голова от переполнявших ее мыслей и сомнений. Визит к коллегам не только не внес какой-либо ясности, а еще и добавил безответных пока вопросов и вопросиков. Был момент даже, когда подумалось: не зря ли вообще все это затеял, мороча сам себя и сбивая с толку других. Что ж, завтра к вечеру кое-что, вероятно, прояснится. Если, конечно, Руслан проявит расторопность и успеет сделать все, о чем договорились полчаса назад в дежурке. Надеялся Станислав и на экспертов, которых Фомин в приватном порядке уговорил провести одно исследование. А пока оставались только мысли и предположения, не дававшие покоя.
Будка сторожа, как обозвал ее Медведев, скорее напоминала киоск, в котором вместо стекол вставили в окна листы фанеры. Только спереди центральный пролет сохранил свой первозданный вид и традиционное окошко, через которое продавец выдает товар покупателю. Выкрашено сооружение было в зеленый цвет и оттого терялось на фоне окружающих его зарослей. Самое интересное, что сидящий внутри сторож мог наблюдать за входящими и выходящими людьми и улицей, но вовсе не видел со своего места территорию санатория.
Станислав прошел через калитку, посмотрел на часы и невольно замедлил шаг. Стрелки показывали пять минут девятого. «В это же время в субботу здесь стоял Мокшанский, ожидая трамвая, – пронеслось в голове. – А Лариса, похоже, до сих пор сомневается… В чем сомневается? И сомневается ли… Ведь это только слова Нади! Только слова…» Широков поймал себя па мысли, что теперь, после увиденного и услышанного в эти два дня, поведение Ларисы выглядит несколько в ином свете. «С одной стороны, обеспокоена странной выходкой мужа, с другой – не предпринимает никаких действий… Впрочем, а что она должна делать? Заявить в милицию о пропаже благоверного? Глупо – никто и слушать не станет при тех обстоятельствах, которые может привести Мокшанская… И все же, что-то в ее поведении не ясно, но что?»
Ответ пришел внезапно, когда Станислав проходил мимо ворковавшей на скамейке парочки влюбленных. Вчера они с Медведевым видели другую скамейку… Почти незаметную в кустах… Растерянного мужчину и… исчезнувший за деревьями женский силуэт… Знакомый силуэт! Только сейчас Широков понял, что убегающей женщиной была Лариса Мокшанская!
Ноги сами собой остановились.
«Что связывает Степу с Ларисой? Знали ли они друг друга до приезда сюда – ведь они все из одного города: и Мокшанские, и Васнецовы, и Малин… А если знали? Если Ларису и Степана связывают некие общие интересы? Личные или деловые, какие?»
Широков вспомнил взгляд, которым Малин смотрел на свою «подругу» Овечкину.
«Влюбленные так не смотрят… Так разглядывают… надоевшую вещь, обузу, препятствие, с которым вынуждены мириться, вопреки своей воле!– Станислав потер лоб и прикусил верхнюю губу, по-настоящему пораженный своим открытием. – Значит, отношения Малина с Овечкиной только ширма! Догадывается ли об этом Лина? Если – да, то что за игру здесь затеяли? Опять вопросы…»
Воркование рядом давно уже стихло, и теперь парень с девушкой недовольно рассматривали застывшего, как столб, незнакомца, явно, по их мнению, лишнего в данный момент. Наконец, Широков поднял голову, подмигнул влюбленным, вызвав выражение удивления на их лицах, и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, направился назад к санаторским воротам.
Внутри киоска горел свет, а сухонький старичок с редким одуванчиков волос на макушке внимательно изучал развернутую на вытянутых руках газету. Он недовольно взглянул поверх очков на стукнувшего в окошко Станислава, нехотя приоткрыл форточку над прилавком и чуть подался вперед. При виде удостоверения вахтер вскинул брови и молча кивнул в сторону боковой двери. Также молча он указал вошедшему на свободную табуретку, затем аккуратно сложил газету и скрестил руки на груди.
– Не вы работали в субботу вечером? – спросил Станислав.
– Я… – голос у старика оказался высоким и скрипучим. – Утром в восемь заступил, а в воскресенье в восемь сменился…
– Помните, утром, незадолго до передачи смены, к вам подходили и интересовались насчет мужчины в серой шляпе, синем плаще и темных очках?
– Спрашивали… Парень молодой и женщина. А что, не надо было говорить? Они же, вроде, какие-то родственники!
– Почему же… Просто я хотел бы услышать от вас, по-возможности, слово в слово, что вы им в ответ сказали. И еще – постарайтесь припомнить тот вечер, мужчину… Представьте себе это снова во всех деталях.
Вахтер утвердительно кивнул, в выцветших глазах мелькнуло любопытство. Несомненно, он был заинтригован, чем же вызван интерес милиции к такому, малопримечательному, на его взгляд, эпизоду, но более задавать вопросов не стал, а откинулся на спинку стула и принялся добросовестно вспоминать разговор и события трехдневной давности.
– Я читал газету, когда заметил его вон там…– старик ткнул пальцем в окошко в направлении дальней створки ворот. – Мужчина, как мужчина… Разве что очки темные… Меня-то они и заинтересовали. Я сам, видишь, полузрячий. Оправу все новую ищу – их у нас теперь не найдешь. Приличных-то… А у него как раз подходящая была. Красивая… Прикидываю, словом, как бы она на мне смотрелась. Тут он и подходит.
– Чемодан у него был?
– Портфель… Большой такой – можно и чемоданом назвать. Вижу, спросить что-то хочет. Окошко приоткрыл… Он думал, у нас на вахте расписание есть поездов на Москву. Я ему ответил, что расписание только в административном корпусе… Он поблагодарил и сказал, что поедет прямо на вокзал, чтоб попасть на любой ближайший – срочное, мол, дело. Тут трамвай как раз из-за угла вырулил… Этот сразу на остановку побежал. Все… Я той дамочке так и рассказал, как тебе сейчас.
– Вы видели, как мужчина сел в трамвай?
– Как сел – не видел, врать не буду… Трамвай ведь остановку от меня закрыл. Да и не интересно мне было.
Широков немного помолчал, обдумывая следующий вопрос.
– В каком он был состоянии? Взволнован или спокоен?
Старик пожал плечами и почесал затылок.
– Не могу сказать… Голос у него какой-то простуженный был, а лицо не видать – очки, и воротник поднят.
– Время не запомнили?
– Отчего ж? – вахтер показал на старенький будильник на краю стола. – В аккурат восемь было, когда он про поезда спрашивал.
«Ничего нового, – посетовал про себя Широков. – Да и что можно было ожидать?»
Он поднялся, собираясь поблагодарить вахтера и уйти.
– Он что, преступник? – не выдержал тот.
– Преступник? Нет… Скорее наоборот… Потерпевший в какой-то степени.
– А-а-а…– разочарованно протянул старик.– Значит, было с чего хряпнуть.
– Хряпнуть? Вы хотите сказать, что он был… в нетрезвом виде?
– Вроде того, – не очень уверенно подтвердил вахтер и пояснил. – Запаха-то я не учуял, когда разговаривал, но бежал твой… потерпевший к трамваю, как алкаш из пивнушки…
– В смысле?
– Ноги заплетались… Раскачивался… А у того тротуара так и вовсе едва не упал…
– Но жене его об этом я не говорил, – добавил старик. – Не хотел волновать, что муж набрался ко всему прочему…
Широков озадаченно посмотрел на рассказчика: новость не вязалась со сложившимся в мозгу образом Мокшанского.
