– Сказал, где я работаю?
– Нет, что ты! Просто дал понять, что тебе не нравятся обстоятельства смерти Гоши, не вдаваясь в подробности…
– А что она?
– Удивилась! Очень удивилась – для нее как раз тут не было никаких сомнений! А вот Мокшанский продолжает ее беспокоить…
Станислав тихо рассмеялся и возбужденно прошелся по лоджии.
– Давай-ка выкладывай!
– Надя знает, с кем должен был встретиться Мокшанский и почему не пошел на концерт!
– Вот как? – совершенно искренне удивился Широков.
– В субботу около пяти вечера в комнате горничной, где стоит служебный телефон, раздался звонок. Надя и еще несколько человек смотрели телевизор. Сначала никто подходить не хотел, но телефон звонил настойчиво, и Надя, сидевшая ближе всех к комнате, пошла и взяла трубку. Женский голос попросил подозвать к телефону Мокшанского…
– Наде голос не показался знакомым?
– Нет… Она даже сперва не поняла, мужской он или женский, так как слышимость была очень плохой. Надя позвала Михаила Германовича. Сама же села назад к телевизору, но слышала разговор. Вернее, естественно, только монолог Мокшанского. Тот выслушал собеседника и спросил: «Почему нельзя встретиться попозже вечером или завтра?» Видимо, собеседник настаивал на своем, потому что затем Мокшанский сказал: «Хорошо! Передайте ему, что я буду ждать у себя в комнате». На этом разговор закончился.
– Это точные слова Мокшанского?
– Надя не ручается, но смысл абсолютно точен. Запомнила она из-за необычности ситуации: редко ведь отдыхающим в чужом городе звонят в санаторий…
– Так с кем же намечалось свидание?
– С Кононовым Виктором!
– С Виктором?
– Совершенно точно! Когда вечером после концерта Лариса не обнаружила мужа и спрашивала, не видел ли кто его, Надя рассказала о телефонном звонке. Оказалось, что для Ларисы – это новость, но сам Мокшанский как раз где-то после пяти часов сказал, что опоздает на концерт Виктор, мол, попросил срочно переговорить!
– Лариса знает о теме разговора?
– Вот этого она Наде не сказала. Но, поскольку Мокшанский вместе с Кононовым играли в карты, возможно, разговор должен был состояться вокруг их карточных дел… Так думает Надя. Вернее – так тогда подумала. Но на следующий день, в воскресенье, ситуация изменилась.
Медведев выдержал паузу, наслаждаясь повышенным вниманием слушателя, так и пожиравшего его глазами.
– Оказывается, Кононов ночь с субботы на воскресенье не ночевал. Появился в корпусе только в обед. Тогда же Лариса сразу приступила к «допросу». И знаешь, что? Кононов категорически отрицал, что назначал Мокшанскому встречу вечером и, тем паче, сам не звонил и не просил никого звонить и назначать ее!
– Где же он был?– быстро переспросил Станислав.
– Ларисе он заявил, что уехал к дальним родственникам в пригород и там находился все время безвылазно!
– Что дальше?
– Дальше? Ничего… После обеда, как мы сами с тобой видели, Витек внезапно драпанул со всеми вещами, не дождавшись окончания путевки. Надя, понятно, обратила внимание Ларисы на это. Реакция той выглядит неожиданно.
Медведев наморщил лоб, стараясь поточнее сформулировать мысли.
– Мокшанская посчитала, что Кононов ее обманул. Она на все сто уверена: муж не пошел на концерт из-за Кононова, так как ждал его прихода. Видимо, у них возникли большие неприятности на карточной почве, вынудившие обоих скрыться, как можно скорее. Поэтому Лариса попросила Надю никому ничего не говорить, чтобы не причинять Михаилу Германовичу новые неприятности и не компрометировать их семью. И, обязательно, не рассказывать ничего об этом Васнецовым. Лариса это требование подчеркнула!
– А тебе, значит, она раскололась?
– Я – другое дело! – самодовольно воскликнул Ваня.
– Так звонила женщина или Виктор?
– Мы с Надей полагаем, что звонила родственница Кононова по его просьбе.
Широков помолчал, обдумывая все сказанное Ваней, а тот, в свою очередь, исподволь поглядывал на Станислава, пытаясь разгадать ход его мыслей. Потом Ване это надоело и он спросил:
– Нам эти факты что-нибудь дают?
– Не знаю, – честно признался Широков. – Пойдем лучше спать.
Последняя мысль, залетевшая в окутываемое сном сознание, так и осталась без ответа: «Мог ли Мокшанский напиться из-за их с Кононовым неприятностей?
Глава 7.
Широков с утра пребывал в дурном настроении. Ночью в комнате было душно, и он постоянно просыпался, подолгу потом пытаясь вновь уснуть. Не помогли даже выходы на свежий воздух в лоджию. В результате – головная боль и помятая физиономия, по поводу которой Ваня отпускал плоские остроты. Шутки, возможно, в другой ситуации звучали бы безобидно, но сейчас Станислав почему-то воспринимал их болезненно и по-настоящему злился на неугомонного приятеля.
Не добавил веселья и завтрак: как на грех подали вареную рыбу и кисель, которые Широков терпеть не мог всю свою сознательную жизнь. Поэтому разговор с Ольгой Петровной давался особенно тяжело. Слушая женщину вполуха и вяло бросая приличествующие реплики, Станислав через силу жевал булку с маслом, стараясь заглатывать как можно меньше киселя, чтоб не подавиться.
– Станислав Андреевич! Вы – образованный молодой человек, сведующий, как я подметила, во многих житейский делах.
«Многообещающее заявление! – невесело констатировал про себя Широков. – Сейчас выдаст!»
И Ольга Петровна действительно выдала!
– Следователь, когда нас допрашивал про Гошу, упоминал, что несчастный умер в восемь часов сорок семь минут, если я не ошибаюсь? И как они, интересно, так точно установили время, а?
Широков нехотя сообщил про часы. Черкасова с удовлетворением кивнула.
– И нам он то же самое говорил… Вернее сказать, мне говорил. Егор Петрович спал и товарищ следователь разрешил его не тревожить. Заботливый такой! Так вот… Я, конечно, Егорушке потом весь наш допрос передала…
«Еще бы! Представляю, как он был счастлив добрых пару часов!»
– …и он крайне удивился: как могут сохраниться показания на разбитых электронных часах? Я и сама…
Но Широков недослушал, подавившись-таки застрявшим в горле куском булки. Несчастный зажал ладонью рот и ринулся в туалет. Струя холодной воды, пущенная на голову, враз привела в чувство.
«Спокойно! Только – спокойно!» – убеждал себя Станислав, вытирая руки и голову новым платком.
Мысли неожиданно повернули в новом, очень интересном направлении.
Он вернулся к столу, успокоил встревоженную Ольгу Петровну и напомнил:
– Так о чем мы говорили? Про часы?
