КРИК ЗЕЛЁНОГО ЛЕНИВЦА

*

Милая Джолли,

Мое последнее письмо к тебе было проникнуто самыми теплыми чувствами, и что же получаю я в ответ — эту фотографию — интереснейший урок, мастер-класс по искусству нанесения ударов в спину. Однако ты, кажется, упустила из виду, что на своем самом ранимом органе я нарастил толстые мозоли. Благодаря такому обновлению твой клинок бессилен был его пронзить, хоть кровь немножечко покапала. Ты, может быть, не помнишь, что сама чувствовала несколько лет назад, когда увидела в газете фотографию Куиллера на этом его мотоцикле? Освежаю твою память: типичная Лолита, вся в кожаном, мышиная мордашка, жмется к нему сзади, как детеныш шимпанзе, и над фото шапка: 'Знаменитый автор бестселлеров разогнался вовсю'. Я, по-моему, усмехнулся. Ты, по-моему, сказала: 'Бедный Марк, как это неловко'. И потом ты хмыкнула. И вот теперь — ты сама. Я в полном праве в свою очередь от души похмыкать, да как-то и сноровку потерял, и охоту. Зачем же ты мне теперь внушаешь, как дивно ты себя чувствуешь, вся в кожаном? Что прикажешь делать с этой информацией? Что прикажешь делать с этой фоткой? Показывать всем встречным-поперечным? 'Вот, поглядите, моя бывшая на мотоцикле 'харли-дэвидсон' со знаменитым охотником за Пулитцеровской премией Марком Куиллером, говноедом и позёром'? Тебе не восемнадцать лет. Да ты хоть отдаленно понимаешь, какой ты дурой себя выставила? Ты нарочно взялась меня терзать? Или ты надеешься, что таким путем меня вынудишь взяться за ум и 'сделать что-нибудь' с этой собственностью, как ты считаешь нужным? Да 'делаю я что- нибудь', делаю, а толку-то. Вместо того чтоб бабки собирать, пыль собираю, ползая на четвереньках, и распрямиться страшно, того гляди, в окно посыплются тяжелые предметы. А тут еще эта сексуально озабоченная баба паяльной лампой машет, и уж лучше умолчим о муже, ядовитой жабе. Я стараюсь выше держать голову. Нет, я стараюсь ниже держать голову. Ночами холодает. Откуда денег взять, чтоб все это отапливать, когда придет зима?

Как сама ты легко можешь заключить из вышесказанного, жизнь у меня сейчас довольно непростая, как, скажем, вопрос: 'Если я выпущу себе мозги, буду ли потом жалеть?' Дом делается все более тоскливым, одиноким местом. Какие же невероятные счастливчики живут в домах, где крикнешь, позовешь кого-то и знаешь, что тебе ответят. Я теперь прямо руками ем: не выношу этого звяканья вилки и ножа об тарелку. Сразу ясно, что человек один-одинешенек сидит и ест.

И вовсе я не закатываю истерик, и как только у тебя духу хватило назвать моих муравьев позерством?

Энди.

*

Пистолет к виску

Пистолет ко рту

Пистолет к сердцу

Пистолет к ноге

Пистолет к ноге плюс сепсис

Повеситься, утопиться

Лизол

*

Удобно и доступно. 2711 проезд Генерала Шермана. 2 квартиры в 8-квартирн. кирпичи, зд. Поли. меблировка. Включ. отоплен. Стиральные машины. В прихожей автоматы для слабоалкогольных напитков. 10 минут до собачьих бегов. 15 минут до магаз. стройматериалов. Животн. и крикуны не допускаются.

*

Главному редактору.

Не далее как три недели тому назад я написал в 'Каррент' письмо, в котором указывал на то, как позорно вы игнорируете самое уважаемое в нашем городе лицо, издателя и писателя Эндрю Уиттакера. Эту ошибку вы наконец исправили, но лишь затем, чтоб впасть в другую, еще более прискорбную. Я имею в виду ваш репортаж о сенсационном происшествии на субботнем пикнике Лиги в Поддержку Искусств в парке перемирия ('Пикник искусств: как гром с ясного неба'). Очевидная пристрастность при лексическом отборе не оставляет ни малейшего места для сомнений в том, на чьей же стороне она сама, эта ваша корреспондентка. Так, например, отчитываясь о разминке перед решительным, обещанным в заглавии событием и помянув о вмешательстве Уиттакера в довольно-таки нудную речь докладчика, она употребляет непочтительное слово 'влез'. Его суждения названы 'выпадами'. Нет, он не улыбается, он 'ухмыляется'. Он у нее не говорит, он 'бессвязно выкрикивает' или 'бормочет'. Если верить вашей статье, то, когда полицейский попросил мистера Уиттакера поставить на место это блюдо, он (Уиттакер) ответил 'пронзительным кудахтаньем'. Я сам при том присутствовал и, осмелюсь доложить, стоял гораздо ближе к мистеру Уиттакеру, чем ваша корреспондентка (которая, помнится, спряталась за дерево), и, могу вас уверить, звук, изданный мистером Уиттакером, был никакое не кудахтанье, а здоровый хохот от души. Но я-то, конечно, не был ослеплен — или, в данном случае, не был оглушен — узким, ограниченно-ведомственным предубеждением. Увы, мы слышим то, что мы хотим услышать.

Не могу я согласиться и с утверждением, что мистера Уиттакера якобы уволокли в слезах. 'Посверкивающие бусинки' на его щеках были, думаю, каплями шабли, которое одна дама — дюжая такая, в красных шортах — метнула ему в лицо. Когда его заталкивали в машину, я заметил смятый бумажный стаканчик, влепленный ему в воротник. Главное — было бы из-за чего кипятиться. Метательница, как выяснилось, — подруга Юнис Бейкер, той дамы, которая немного ранее читала стихи из своего нового сборника. Мисс Бейкер, поясняю для легионов тех, кто о ней слыхом не слыхал, — одна из издательниц 'Новостей искусства'. Именно во время ее чтения Уиттакер взобрался на сцену в первый раз. Согласно вашей журналистке, 'Уиттакер цапнул микрофон и начал поносить ее (Бейкер) творчество'. Едва ли такого рода точности ждешь от профессиональной журналистки. Как человек науки, я придаю особое значение точности. Что значит — 'поносить'? Какие именно слова были употребляемы в момент указанного 'поношения'? Строго фактический отчет должен звучать примерно так: 'Мистер Уиттакер громким голосом (ему отключили микрофон), но с полной невозмутимостью вкратце охарактеризовал выступление мисс Бейкер, чтение ее назвав 'климактерическим мычанием', о стихах же заметив скупо: 'как пёрнула корова'. Далее ваша журналистка пишет, что публика 'отозвалась сдержанным шиканьем'. Хотя в общих чертах это соответствует действительности, по крайней мере двое молодых людей, однако, стоя позади толпы, громко хохотали. Радость искристой зыбью расходилась от двоих весельчаков, перекрывая общий ропот и сообщая всему эпизоду совершенно новый колорит. На что я в своем предыдущем письме как раз вам и указывал: наш город, наше государство нуждаются в людях, подобных мистеру Уиттакеру, людях, которые не станут вилять, юлить и мямлить, которые с открытым забралом бросят вызов 'общественному мнению', если поймут, что это мнение несправедливо. А тем хохочущим парням — разве не положено отдельное спасибо?

Уиттакер в последние годы стал средоточием огромного общественного интереса. Я знаю твердо: он этого не добивался. Он отнюдь, отнюдь не 'тип, рвущийся к известности во что бы то ни стало', окарикатуренный 'Новостями искусства'. И вообще, газет он не читает и не рассиживает, праздно сплетничая, по кафе.

Самое сокровенное его желание — работать, работать и работать и чтобы его оставили в покое.

По-прежнему искренне ваш

Рэндю Туакитер, доктор медицинских наук.

*

Дорогая Викки,

Недели две, как начался учебный год, и дети валом валят мимо моего дома с утра и после уроков. Не помню, чтобы в прошлые годы такое было, хотя, наверно, было, разве что они переменили свой маршрут, но зачем им переменять маршрут, если не для того, чтобы мне насолить? В какой бы части дома я ни укрылся,