Призрачное мясо
Голову Чистотца прошивала боль. Все казалось отвратительным. Изношенным, выродившимся. Пора возвращаться на вокзал и снова в путь. Глухой городок Дастдевил в штате Техас, наверное, мал, а значит, если у него там были когда-то связи, его там обязательно узнают. А если нет, значит, карта ни на что не годится, и придется искать другой план.
Повернув, он направился назад, держа курс на сверкающий «Центр Чунга», но, сам не зная как, вдруг очутился в лабиринте лачуг и стащенных с рельс товарных вагонов. Остовы разбитых машин стояли, опираясь друг на друга карточными домиками, меж выжженными манекенами завесой клубился цветной дым. Женщины всех возрастов сидели, раздвинув ноги, откинувшись на продавленные диваны или на платформы грузовиков, подманивали его усталыми голосами. Ему встречались люди с искусственными конечностями, голые мужчины или мальчики, распростершиеся на капотах машин. Монтажные сети колыхались как паутина, извивались тела… Запах немытых гениталий сродни протухшему салу или гниющей рыбе. Чистотец уже повернулся бежать, как услышал поблизости крик.
За расписанным флуоресцентными граффити мусорным контейнером банда чернокожих подростков раздела белого мальчика. На стреме стоял высокий черный мужчина в парике из оптоволоконного стекла, экранчик у него на гульфике вспыхивал словом «СЛИК». Из-под шубы до полу на росомашьем меху выглядывали носки сапог из кожи эму. На сгибе локтя примостился обрез «моссберг», рядом сидел в напряженно высокой стойке генетически модифицированный канарский мастифф[36].
— Тебе чё надо, шар бильярдный? — спросил мужик.
Тут Чистотцу пришло в голову, что, если прямо сейчас он отсюда не уберется, его убьют. А если уберется, убьют мальчика.
— Да этот педик богатенький, — прохрипел один парнишка. — Чё скажешь? Чё с ним делать?
— Может, руку отрубим и ею его трахнем? — улыбнулся взрослый. — Самоизнасилование, детка.
— Прекратите! — крикнул Чистотец, бросая в мусорный бак кирпич.
— Чё ты лезешь, козел? — нахмурился взрослый. — Тебе-то что, а? Чё, не видишь, что мальчики чувака в порядок приводят? Сам понимаешь, терапия.
— Прекратите, — повторил Чистотец, чувствуя, как голову ему затопляет жаркая боль. — Сейчас же прекратите.
— Сейчас же? Это ты мне сказал «сейчас же», засранец?
Почуяв свежатину, подростки расступились. Белый выплюнул сгусток крови. А Чистотец вдруг узнал в нем парнишку из вокзального туалета. Контактную линзу с Мадонной тот уже где-то потерял.
— Оставьте его в покое, — велел Чистотец.
Потом боль исчезла, зато стали складываться слова песенки… почему-то ему подумалось, что ей его научили тетя Вивиан и дядя Уолдо.
— Назад, — приказал Чистотец, и один из парней повиновался.
— Ты мне действуешь на нервы, детка, — предупредил взрослый. — А к сэру Слику никто не докапывается. Никто не достает Доктора Двустволку, Главу Росомах. У меня член длиннее, у меня пушка больше, у меня собака злее.
— Во-первых, — сказал Чистотец… и к изумлению подростков распустил штаны.
— Вот это да, мужики! Глазам не верю!
— Матерь божья!
— Во-вторых, смешное у тебя ружьишко.
Сэр Слик поднял «моссберг», но обнаружил, что в руках у него теперь не обрез, а клюшка для игры в гольф, причем дешевенькая.
— Будь я!..
—
Слик отшвырнул клюшку.
— А в-третьих…
Чистотец щелкнул пальцами, и, поднявшись, страшный пес сделал несколько шагов и сел у его ног.
Под запаршивевшей черно-полосатой шкурой, которая выглядела так, словно кто-то замешал с грязью тесто из пива с костяной мукой, у бойцовой собаки перекатывались мускулы. Грудь у нее была широкая, как у мандрила, но бояться следовало головы: сдавленный череп с маленькими, торчащими как два бритвенных лезвия ушами, покрытые шрамами брылы в слюнявой пене. Но за тупой жестокостью в тусклых как болотные провалы глазах Чистотец разглядел страдание и страх, которые напомнили ему прячущегося ребенка, мальчика в шкафу, ждущего, чтобы злой дядя прошел мимо. Он протянул руку, и мутант вывалил распухший влажный язык со слабой, но отчетливой железистой вонью крови.
— Ладно. Значит, тебя на испуг не возьмешь.
— Сомневаюсь, что меня хоть на что-то возьмешь. — Чистотец похлопал зверя по голове.
— Кто не боится, становится трупом, — сплюнул Слик.
— Ты уже умирал? — все еще улыбаясь, отозвался Чистотец.
—
— Ну, брат! — присвистнул Слик, тряхнув щетинящимся стеклом париком, пытаясь вернуть себе утраченный престиж. — Признаю, член у тебя что надо. И крутые фокусы с гипнозом умеешь показывать. Но относительно пушки ты лажанулся, сынок. Пушка у каждого из нас есть!
Подняв свои стволы повыше, росомахи подтвердили его аргумент.
— А теперь опусти белого придурка. Или, может, сам по-быстрому перережешь ему горло? Потому что я собираюсь кастрировать этого гомика. А твое хозяйство отрежу и замариную, а банку с ним приверну себе на капот. Что на это скажешь?
— Таких больших банок не делают, — пожал плечами Чистотец. — А теперь бросайте пушки в мусорный бак и отпустите мальчишку.
— ДА КТО ТЫ ТАКОЙ, ЗАСРАНЕЦ! — завопил Слик.
— Я не ощипыватель фазанов, но сын Ощипывателя Фазанов, и я буду ощипывать фазанов, пока не придет Ощипыватель Фазанов, — ответил Чистотец.
И один за другим чернокожие побросали стволы в бак и отпустили белого. Полуголый, порезанный и окровавленный парнишка побрел куда-то за развороченные машины.
Вот теперь Слик по-настоящему испугался. Ничего подобного не случалось, даже когда он баловался черной магией.
— А сейчас, — сказал Чистотец, — споем песенку. Ее нетрудно запомнить. Но очень тяжело забыть.
В голове у него звучали веселые голоса тети Вивиан и дяди Уолдо, словно учили маленького ребенка считалке.
— Пока только вы, мальчики. Готовы?
Глаза «росомах» остекленели.
— А теперь все вместе! — крикнул Чистотец. — Прыг-скок, прыг-скок… бегут зайцы наутек…
Один за другим «росомахи» присоединялись к хору, пока не сложилась песня.
— А теперь добавим пару движений, — велел Чистотец. — Попрыгаем и похлопаем.
Так и пошло: пение с притопыванием.
Оставшись один, Слик был уже за гранью страха.
— А ты давай разувайся, — приказал Чистотец.
— Т-тебе н-нужны м-мои с-сапоги?
