воспоминаниям. Он очень верно описал их любовные подвиги.
— Это было, — произнесла она очень тихо, — когда мы любили друг друга.
— Именно. — Тони бросил свой несессер на кровать и извлек лосьон, бритву, дезодорант. — Можно куда-нибудь положить все это?
Рена кивнула в сторону ванной:
— Она маленькая, но на полке есть место.
Она уже успела убрать туалетные принадлежности Дэвида: они постоянно напоминали ей, что его больше нет. Но его одежда еще висела в шкафу. Теперь придется убрать и ее — освободить место для Тони.
Хотя Рена втайне надеялась, что ему не понравится ее маленький домик и он уедет обратно к себе, купаться в роскоши. Вздохнув, она все-таки открыла шкаф и принялась вынимать оттуда одежду Дэвида. Но Тони вдруг оказался рядом с ней и дотронулся до ее плеча:
— Не стоит этим заниматься. Ты очень устала.
— Когда-то это надо сделать. У меня просто не было времени…
— Если хочешь, я это сделаю.
— Нет. — Она покачала головой. — Это сделаю я.
Тони взял ее руки в свои. Он был близко, так близко, что она заметила золотые искорки в его глазах.
— Хорошо, только не сегодня. Это подождет. Договорились?
Она кивнула и вдруг вспомнила его манящий поцелуй. Она не хотела, чтобы ее тянуло к Тони. Она достаточно долго боролась с его чарами, но, когда он дотрагивался до нее, смотрел ей в глаза, целовал ее, чувства в ней брали верх. И она начинала волноваться.
— Я приготовлю что-нибудь на обед, — пробормотала Рена.
— Спасибо.
Она вышла из комнаты, смущенная тем, что чувствовала, и сердитая на себя за то, что вообще что-то чувствовала.
Рена мешала соус для спагетти, смотрела, как маленькие пузырьки поднимаются на поверхность и лопаются, и вдыхала острый запах перца и чеснока.
— Пахнет соблазнительно. — Тони вошел и встал позади нее, близко, очень близко. Его рука потянулась к деревянной ложке. — Можно мне?
Рена дала ему ложку:
— Надеюсь, ты не возражаешь против макарон?
— Ты шутишь? Я же итальянец. Я обожаю макароны.
Он помешал соус, потом поднес ложку к губам и облизал.
— Ну как? — спросила она.
— Нужно еще немного соли. — Он взял солонку и чуть-чуть досолил соус. — Вот так.
— Ты любишь готовить?
Он пожал плечами:
— Не возражаю. Холостяк, если хочет есть, должен уметь не только кипятить воду.
— Не думала, что тебе приходилось готовить себе еду.
Тони продолжал помешивать соус:
— Когда у моего шеф-повара бывал выходной, мне прислуживали трое поварят.
— Смеешься!
— Конечно. — Он положил ложку на стол и повернулся к Рене. — Я не собираюсь извиняться за то, как живу. Я это заработал. Гонки дали мне возможность устроиться хорошо. Но это еще и работа по шестнадцать часов в сутки, и долгая дорога в одиночестве. Иногда после такого хотелось домашней еды. И я себе ее готовил.
— Наверное, многие женщины были бы счастливы готовить для тебя, — заметила Рена и тут же спохватилась: — Но это не важно. Забудь, что я сказала.
Выражение лица Тони изменилось, он коротко кивнул:
— Ты совсем неправильно обо мне думаешь.
Рена скривила губы:
— Это действительно не важно.
Тони осторожно взял ее руки и подставил под поднимавшийся от соуса пар.
— Нет, важно. Я — твой муж. Мне важно, что ты обо мне думаешь.
Рена взглянула ему в глаза. Что она могла ответить? Тони Карлино возбуждал в ней противоречивые чувства, но она ни в коем случае не хотела думать о нем хорошо.
Тони, поняв, что не дождется ответа, отпустил ее, и она налила в большую кастрюлю воду для макарон.
— Тебе помочь? — спросил Тони.
Радуясь, что может чем-то его занять, Рена тут же стала отдавать распоряжения:
— Возьми в холодильнике маслины и помидоры. Кажется, там есть еще и огурец. Короче, бери все, что годится для салата.
К ее удивлению, он приготовил чудесный салат с приправами, маслинами и оливковыми маслом.
Попробовав его творение, Рена одобрительно кивнула:
— Вкусно!
— Рецепт моей мамы. Из тех немногих, которые я успел запомнить.
Мать Тони умерла, когда ему было пятнадцать лет. Ходили слухи, что она удерживала своего мужа в рамках приличий, а когда ее не стало, Санто прекратил стесняться строить свой бизнес на чужих костях.
— Ты сохранил этот рецепт, — сказала Рена. — Иногда мы помним удивительные вещи о тех, кого любили.
— А ты что помнишь о своей матери? — спросил Тони.
Рена вспомнила мамино любимое занятие и улыбнулась:
— Это просто. Она каждое утро и каждый вечер в любую погоду проходила три мили пешком. Надевала свои старые потрепанные туфли и шла гулять. Говорила, что так она очищает разум и душу и не дает себе набрать лишний вес. — Рена усмехнулась. — Мама любила хорошо поесть.
Тони улыбнулся:
— Хорошо, что ты не забыла такие важные вещи.
— Да. — Рена заставила себя вернуться к реальности. Прогулки не спасли ее мать от смертельной болезни. Она тосковала по своим походам и по всему тому, что требовало хотя бы малейших усилий. Вспоминать тяготы и несправедливости жизни горько.
Когда обед был готов, они сели за деревянный кухонный стол. Рена спросила себя, что думает Тони о ее простецкой жизни. Это ее дом, она его не стыдится. Многие годы она украшала его чем-то лично своим. Веселые занавески, сшитые ее руками подушки на софе, скатерти на столах. И в то же время дом хранил что-то от ее родителей — и Дэвида.
Присутствие Тони за столом лишний раз напомнило ей, как все изменилось в мгновение ока.
Тони ел с удовольствием. Здоровый мужчина, он любил сытно поесть. Съев половину своей порции макарон, он поднял голову:
— Завтра я хочу посмотреть твои бухгалтерские документы. Надеюсь как следует разобраться с ними еще до конца недели. Тогда мне станет яснее, как привести хозяйство в порядок.
Рена была благодарна ему за то, что он первый упомянул об этом. Она точно передала Тони свой разговор с менеджером в банке, открыла истинное положение финансовых дел, назвала сумму долга.
— Я возьму все это на себя, — произнес он не колеблясь. — Заплати своим служащим, а об остальном не тревожься.
— Спасибо. — Рена опустила голову. Его благородство унизило ее.
— Рена?
