– О нет!
– В остальном ты права, Дороти, происходящее действительно словно сжигает меня, но я не могу отступиться. Тем более что я вовлек в это других людей: Гая, Барака.
Про себя я подумал: «А если бы я действительно решил оставить этого убийцу в покое, оставил бы он меня?»
– Не вини себя, – продолжал я. – Возможно, мы уже знаем, кто убийца. Мы поймаем его. И еще одно мы знаем точно: Роджер был случайной жертвой. То есть на его месте мог оказаться любой другой.
– Для меня это слабое утешение. Это даже хуже. Но что случилось, то случилось, и я должна жить с этим.
– Ты заметно успокоилась. Твоя внутренняя сила помогает тебе.
– Возможно.
– Ощущаешь ли ты помощь Бога? – спросил я, повинуясь какому-то непонятному импульсу. – Поддерживает ли Он тебя в трудную минуту?
– Я молюсь. Прошу помочь мне справиться с тем, что произошло. Но я не прошу у Господа освободить меня от горя, я должна сама справиться с ним. Хотя я до сих пор не могу понять, как мог допустить Всевышний, чтобы такой хороший человек, как Роджер, погиб столь страшной и нелепой смертью. Именно это я подразумеваю, говоря, что это еще хуже – то, что Роджер оказался случайной жертвой.
– Кто-то мог бы ответить на твой вопрос так: убийца – злой человек, который отвернулся от Бога и добра. А Бог предоставляет каждому из нас право на выбор.
Дороти покачала головой.
– У меня не лежит душа к подобной схоластике.
Некоторое время мы шли молча, затем она сказала:
– Ты очень смелый человек, Мэтью, если продолжаешь заниматься этим делом. Любой другой давно сбежал бы от него на край света, а ты – нет. Оно словно засосало тебя.
– Оно засосало и Барака, и Гая.
– Ты и вправду не можешь отказаться от него?
– Нет, уже не могу.
Мы дошли до вершины холма и стояли, озирая поля Линкольнс-Инн, переходящие в более отдаленные поля Лонг-Акра. По небу наперегонки бежали облака различных оттенков серого, обещая новый дождь.
– Ты помнишь нашу первую встречу? – внезапно спросила Дороти. – Тот случай с бумагами мастера Торнли?
Я улыбнулся.
– Помню, словно это было вчера.
Торнли был студентом, который двадцать лет назад учился с Роджером и со мной. В корпорации мы делили на троих клетушку, которую называли кабинетом. Мы с Роджером как раз работали, когда появилась Дороти, дочь моего начальника. Ей было велено передать мне, что назавтра назначены слушания и ее отец нуждается в моей помощи. Едва она успела все это рассказать, как в нашу каморку ворвался Торнли.
– Он был таким забавным толстым парнем, – смеясь, вспоминала Дороти. – На его круглом лице всегда играл румянец, но в тот момент он был бледен как смерть.
Я помнил, что он тогда по уши увяз в написании контрольной работы по земельному законодательству, которую должен был сдать на следующий день.
– Ну и историю он нам тогда рассказал! – подхватил я. – Дескать, он не сможет представить документ, потому что его съела собака! Глупое оправдание, но оно соответствовало истине. Ты хоть раз видела эту его собаку?
– Нет, она ведь жила у него дома.
– Здоровенная ищейка, которую он привез из деревни. Торнли держал ее в комнате, которую снимал на аллее Монашенок. Он даже продемонстрировал нам изжеванные обрывки документа, которые ему удалось спасти из пасти собаки. Некоторые из них все еще были в собачьей слюне.
– И мы помогли ему. Ты разложил обрывки по порядку, а мы с Роджером и Торнли переписывали то, что можно было прочитать. Но на некоторых чернила расплылись, и Торнли пришлось изрядно напрячь мозги, чтобы вспомнить, что там было написано.
– Некоторые пробелы восполнил для него Роджер.
– А на следующий день Торнли сдал эту работу, и она была отмечена за точность и аккуратность выполнения.
– Что стало с Торнли? Я не видел его с тех пор, как мы выпустились. – Я посмотрел на Дороти. – Ведь ты тогда и с Роджером встретилась впервые?
– Да, но пришла я в тот день именно к тебе.
– Ко мне?
Она едва заметно улыбнулась.
– Неужели ты думаешь, что у моего отца не было слуги, который мог бы передать тебе сообщение? Я предложила свои услуги, чтобы увидеться с тобой.
– Об этом я и не подумал. Но помню, как смотрел со стороны на ваш роман с Роджером и ужасно ревновал.
– Мне показалось, что я тебя ничуточки не интересую, и поэтому, когда я встретила Роджера…
– Значит, ты пришла, чтобы увидеть меня, – следом за ней тихо повторил я, ощутив тянущую боль в груди.
Я смотрел на плоскую равнину, переливавшуюся зеленым и коричневым цветами.
– Как мало мы друг друга знаем, – задумчиво произнес я. – И как легко совершаем ошибки.
– Да, – печально согласилась она.
– В последнее время… мне кажется, что даже Гая я знаю не так хорошо, как полагал раньше.
Я замялся, мучимый сомнениями, но затем посмотрел прямо на нее и сказал:
– Я не хотел бы, чтобы ты уезжала в Бристоль, Дороти. Мне будет тебя не хватать. Но решать тебе.
Она опустила глаза.
– Я ощущаю себя обузой для своих друзей.
– Для меня ты никогда не будешь обузой.
Дороти смотрела в поля. Возникла неловкая пауза.
– Нужно возвращаться, – сказала она, повернулась и пошла обратно.
Ее юбки волочились по мокрой траве.
Я боялся, что обидел ее, и вдруг понял: если она останется, по прошествии приличествующего трауру времени я буду просить ее руки. Возможно, со временем прежние чувства, которые она когда-то испытывала ко мне, вернутся. Возможно, они уже возвращаются, иначе зачем ей было бы вспоминать эту старую историю? И внезапно у меня возникло чувство, что Роджер одобрил бы это.
То, что я наконец признался самому себе в своих чувствах к Дороти, которые, по всей вероятности, никуда и не уходили, а дремали в моей душе все эти годы, и мысль, что в будущем у меня, возможно, есть надежда, вселили в меня радость. Посреди ужаса и опасностей, окружавших со всех сторон, это было светлым спасательным кругом, за который хотелось уцепиться.
А потом, идя по двору от двери Дороти к моей конторе, я снова увидел Билкнэпа. Он шел по Гейт-хаус- корт, но вдруг остановился и скрючился. Я заметил, что передвигается он с помощью палки. Его голова была опущена, и я мог бы уклониться от встречи, но не стал этого делать. Я вспомнил, как встретился в лавке Гая с его врачом – толстяком, уверенно рассуждавшим о клизмах и очищении желудка.
При моем приближении Билкнэп поднял голову. Его и без того худое лицо теперь напоминало череп, туго обтянутый кожей. Во взгляде вспыхнула злоба. А между тем в прошлые времена, когда Билкнэп был здоров, он никогда не смотрел другому человеку в глаза.
– Очень прискорбно видеть вас с палкой, – сказал я.
– Оставьте меня! Прочь с дороги! – прохрипел он и крепче сжал палку, словно собирался ударить меня. – Вы еще пожалеете, что так обошлись со мной!
– Тогда? В суде прошений? Я не мог поступить иначе. Но хотите – верьте, хотите – нет, мне не доставляет радости видеть вас больным.
