– Вам помог написать это смотритель Метвис? – напрямик спросил я.
Шоумс наградил меня кислым взглядом.
– Я не мастак в писанине, – сказал он. – Я ведь не из какого-нибудь там богатого и образованного семейства.
– Я хочу увидеть Адама. Если дело действительно обстоит так, как тут написано, я одобрю отчет.
После короткой паузы я спросил:
– Доктор Малтон приходил к нему?
– Его теперь отсюда не отвадишь.
– А сегодня должен прийти?
– Он приходит и уходит, когда ему угодно.
– А как Эллен? Надеюсь, вы больше ее не мучаете?
– О, она сейчас ведет себя как паинька. Хоб! – позвал он. – Посетитель к Адаму Кайту. У этого парня за месяц бывает больше посетителей, чем у иного пациента за пять лет.
Гибонс отвел меня в палату Адама. Тот был один и, как всегда, прикован к кольцу в полу. К моему удивлению, он стоял и смотрел в окно на задний двор.
– Адам, – негромко позвал я.
Он повернулся и, как только увидел меня, соскользнул по стене на пол, согнулся и начал молиться. Я подошел и присоединился к нему, несмотря на то что встать на колени оказалось непросто: болела спина.
– Ну же, Адам, это же я. Я не причиню тебе вреда. Ведь только что ты не молился.
Вдруг в голову мне пришла неожиданная мысль.
– Скажи, ты делаешь это специально, чтобы не разговаривать с людьми?
Он умолк и бросил на меня косой взгляд.
– Иногда. Люди пугают меня. Они выведывают про мои грехи.
Адам замешкался, но все же спросил:
– Вы не рассказывали моим родителям о том, что я делал с этой Иезавелью?
– Ты имеешь в виду девушку по имени Абигайль? Нет, ни я, ни Гай никому ничего не расскажем. Наши профессии обязывают нас хранить чужие секреты. Но тебе нечего бояться, Адам, твои родители любят тебя, я сам в этом убедился.
Он покачал головой.
– Они всегда критикуют меня, велят вести себя смирно и быть почтительным. Они рассказали мне о том, насколько опасно грешить. Им известно, что я грешник.
– Но ведь они всего лишь повторяют то, что говорит им преподобный Мифон, – сказал я.
Адам глубоко вздохнул.
– Он божий человек. Все, чего он хочет, это привести людей к спасению…
– Твои родители хотят большего. Им нужно, чтобы ты ответил любовью на их любовь. Твой отец мечтает о том, чтобы в один прекрасный день ты освоил его ремесло и присоединился к нему в работе.
– Не знаю. Говорят, если сын займется ремеслом отца, он может разрушить его репутацию. К тому же я не хочу быть каменотесом. Мне никогда не нравилось это занятие. – Адам тряхнул головой. – Это тоже грех.
– Мой отец был фермером, но мне эта профессия была не по душе. Я хотел стать юристом. Не думаю, что с моей стороны это был грех. Разве Господь не предоставляет нам возможность следовать велениям своего сердца?
– Он призывает нас к спасению. – Адам крепко зажмурился и забормотал: – Отец небесный, взгляни на меня, взгляни и спаси меня, увидь мое раскаяние…
Я медленно поднялся с колен и задумался. Что-то из сказанного Адамом словно колокол звенело в голове. А потом внезапно возникла параллель с тем, что рассказывал Тимоти о посетителях. Я провел так много времени, гадая, кем был молодой человек, посещавший Абигайль, что совсем упустил из виду остальной рассказ мальчика. Я почувствовал, что дрожу. Адам совершенно случайно подсказал мне ответ, и, если я прав, теперь я знал, кто убийца. Осознание этого потрясло меня.
Я вздрогнул от неожиданности, когда дверь вдруг открылась и в палату вошла Эллен с подносом. Увидев меня, она залилась краской.
– Я принесла Адаму поесть, сэр, – словно оправдываясь, проговорила она. – Как и положено хорошей служанке.
– Все это время вы были для бедного Адама кем-то гораздо более важным, чем просто служанка, Эллен. Я хотел бы поговорить с вами подольше, но сейчас должен спешить. Меня ждет неотложное дело. И все равно примите еще раз мою благодарность за то, что вы так самоотверженно и трогательно ухаживаете за Адамом. Скоро мы с вами снова увидимся.
Женщина посмотрела на меня озадаченным взглядом, а я наспех откланялся и вышел. Когда я проходил мимо палаты больного, считавшего себя королем, тот через дверь велел мне ступать неслышно возле монарших покоев.
Сначала мне предстояло заехать домой и поговорить с Тимоти, а затем повидать Дороти, потому что, если я прав, именно она может поставить на место последний кусочек головоломки.
Через час я постучал в ее дверь, но предварительно заглянул к себе домой. Тимоти испугался, когда я снова стал задавать ему вопросы относительно Ярингтона, и хотя он не мог назвать нужное имя, но дал описание, которое, пусть и не подтвердило моих подозрений, зато и не противоречило им. Этого оказалось достаточно, чтобы я поспешил к Дороти, на ходу узнав от Джоан, что Барак до сих пор не вернулся.
Мне открыла Маргарет.
– Миссис Эллиард у себя? – спросил я.
– Она спустилась в контору, чтобы обсудить с клерком мастера Эллиарда какие-то положенные ему выплаты. Некоторые клиенты не стали платить, поскольку узнали, что хозяин умер. Они считают, что это сойдет им с рук.
Ее голос дрожал от возмущения.
– И после этого люди еще говорят, что адвокаты жулики!
Несмотря на страшное нетерпение, я не мог не улыбнуться.
Все эти дни Маргарет являлась для Дороти опорой и источником жизненной силы.
– Вы очень переживаете за свою хозяйку? – спросил я.
– А как же иначе! Она всегда была так добра ко мне, а когда я только начинала служить, терпела мою неловкость и неуклюжесть. А мастер Эллиард? У меня просто таяло сердце при виде того, как сильно они любят друг друга.
– Да, так оно и было.
Я вдруг подумал о том, что всего неделю назад Дороти ни за что не пошла бы в контору, чтобы разбираться вместе с клерком в каких-то там выплатах. Она попросила бы меня. Эта мысль заставила меня погрустнеть, и я отчитал себя за эгоизм.
– Она возвращается к жизни, – сказал я.
– Да, сэр, хотя и медленно. Но было бы еще лучше, если бы в нашем доме не угнездился этот мерзкий кукушонок.
Она понизила голос и кивнула на дверь комнаты, которую отдали Билкнэпу.
– Своими капризами и нескончаемыми требованиями он доводит слуг до белого каления, а плюс ко всему, к нему вернулся аппетит, и он ест за троих. В конце концов он сожрет и миссис Эллиард, и всех нас. Он, конечно, гость, но такой ценой…
– Ну я сейчас положу этому конец, – мрачно пообещал я и направился к комнате Билкнэпа.
Рубашка прилипла к воспаленной спине. Раньше я показался бы Гаю, но теперь мне было не к кому обратиться за помощью, поскольку я ни за что не позволил бы, чтобы кто-то другой рассматривал мою горбатую спину. Я набрал в грудь воздуху и распахнул дверь комнаты, которую столь бесцеремонно занял Билкнэп.
Он спал, лежа на спине, и выглядел спокойным, как младенец. Младенец с густой копной волос и щеками, заросшими рыжей щетиной. Я заметил, что лицо его порозовело и пополнело. На полу рядом с
