– Да. – У него сделался виноватый вид. – Я обещал Тамазин вернуться к ужину, так что я, пожалуй, пойду.
После его ухода я печально покачал головой. Если бы мне было столько лет, сколько ему, и у меня была бы такая жена, как Тамазин, я не стал бы торчать по воскресеньям в пыльных судебных архивах, донимая клерков. Затем мысли вернулись к Вестминстерскому аббатству. Насколько я помнил, это был один из последних закрытых монастырей. Король не хотел, чтобы здания были разрушены, поскольку там покоились его батюшка и другие августейшие предшественники. Он просто совершил невозможное, превратив аббатство в собор. Бывший аббат превратился в настоятеля. Было известно, что он один из агентов Кромвеля, которые, находясь внутри монастырской среды, делали все для закрытия монастырей. Его назначение породило волну саркастических насмешек.
Я написал пространную записку Харснету, отнес ее в сторожку привратника и приказал немедленно доставить адресату. Прохожих на Канцлер-лейн можно было сосчитать по пальцам, и я невольно вспомнил чувство, уже несколько раз посещавшее меня сегодня. Чувство, что за мной следят. Идя обратно, я увидел старого Элиаса, торопливо направляющегося в мою сторону. Дороти вернулась. Мы со стариком пошли в обратном направлении, через Гейт-хаус-корт, мимо фонтана, к Дороти. Я пытался выбросить из головы мысли о Стродире и обо всех остальных убийцах, но, учитывая тот факт, что жертвой одного из таких чудовищ являлся Роджер, это было непросто.
Дверь снова открыла горничная Маргарет. Дороти, одетая в черное, сидела на своем обычном месте, перед камином, над которым висел деревянный фриз. Вдова вышивала цветочками какое-то платье, и я порадовался тому, что она хоть чем-то заняла себя. Дороти подняла на меня глаза, улыбнулась, и я еще больше обрадовался, увидев, что щеки ее немного порозовели.
– Как ты? – мягко спросил я.
– Жизнь продолжается. Часы по-прежнему отсчитывают время, даже при том, что Роджера больше нет.
– Да, это так.
– Завтра приезжает Сэмюель, а похороны Роджера я назначила на вторник. – Она посмотрела на меня. – Это будет ровно неделя со дня его смерти.
– Я знаю.
– Я стараюсь все время чем-то заниматься. Сейчас вот вышиваю, как видишь. И еще я велела приготовить роскошный ужин. Хочу отблагодарить тебя за все, что ты сделал.
– К сожалению, я делаю недостаточно, Дороти. Занятость не позволяет мне взять дела Роджера, но Бартлетт принес мне список адвокатов, которые могли бы это сделать. Это все честные, порядочные люди.
– Хорошо, деньги мне не помешают. Сегодня проведать меня заходил казначей. Он высказал соболезнования, но при этом намекнул, что они собираются принять в корпорацию нового члена, которому понадобятся эти комнаты.
– У тебя хватит денег, чтобы снять дом? Если нет, то я…
Дороти подняла руку.
– Нет, спасибо, Мэтью, но Роджер был бережливым человеком, и сэкономленных им средств вполне хватит для того, чтобы я жила достаточно комфортно. Я, правда, пока не решила, куда переехать. Сэмюель зовет меня вернуться в Бристоль.
– Значит, ты уедешь?
При этой мысли мое сердце болезненно сжалось.
– Не знаю, – поколебавшись, ответила она. – У тебя есть какие-нибудь новости?
– Кое-какой прогресс есть, но, боюсь, это все, что я могу сказать.
– Ты еще не узнал, почему убили Роджера?
Ее голос упал до шепота.
– Нет. Но, Дороти… – Я помолчал, думая, что сказать. – Теперь мы знаем, что этот человек убил троих, причем убийства напоминали некий страшный ритуал. И пока он находится на свободе, я думаю… тебе не стоит выходить из дома одной.
– Значит, ты считаешь, что мне может грозить опасность, – тихим голосом констатировала она.
– Нет, просто… так будет лучше. Спокойнее.
Несколько секунд Дороти пристально смотрела в мои глаза, потом кивнула, а меня вновь захлестнула волна злости на того, кто сотворил все это с Роджером и с ней.
Вошел слуга с большим подносом, на котором стояли блюдо с мясом и плошки с различными сладко пахнущими соусами. Мы с Дороти сели за стол.
– Ну вот, – проговорила она, – седло барашка. Я рада, что Великий пост наконец-то закончился. Я слышала, власти арестовывают мясников, которые в постные дни продавали мясо.
– Да.
– Я сегодня не ходила в церковь. Должна признаться, не могу найти в своем сердце ничего, кроме обиды на Бога, который допустил, чтобы с таким хорошим человеком, как Роджер, поступили столь ужасным образом.
Она перевела взгляд на меня.
– Ты считаешь, что это грех?
– Вовсе нет, я тебя понимаю, – вздохнул я. – Хотя можно было бы возразить, что нет вины Бога в том, что одно из его творений использует свободу выбора, чтобы совершать отвратительные поступки.
Дороти улыбнулась, но улыбка получилась злой.
– Логичный ответ, – сказала она. – Но логика имеет мало общего с тем, что я сейчас чувствую. Возможно, мне полегчало бы, если бы я смогла молиться, но я сейчас слишком зла.
Она нахмурилась.
– Может быть, со временем…
– Да, когда ты почувствуешь, что готова.
Я лицемерил, поскольку и сам в последнее время молился очень редко, но мне хотелось хоть как-то утешить ее.
– Ты такой чуткий, Мэтью!
Некоторое время мы ужинали в молчании, наслаждаясь вкусной едой. Затем Дороти вытерла губы салфеткой и бросила на меня неуверенный взгляд.
– Я хотела обсудить с тобой кое-что, но не решаюсь. Ты и так столько для меня делаешь…
– Я готов делать все, что в моих силах.
– Я думала об идее Роджера открыть больницу для бедных. Он только начал претворять ее в жизнь, когда его забрали у меня, но, пока был жив, успел составить список жертвователей. Не мог бы ты принять у него эстафету? Он бы так этого хотел! Это стало бы для него лучшим памятником.
– Я сделаю это, Дороти, но не сейчас. Сначала я должен закончить расследование его смерти.
– Я вижу, что ты устал, и понимаю, что не должна давить на тебя. Но если бы его мечта осуществилась, я чувствовала бы, что он все еще жив.
– Подходящий мемориал, – улыбнулся я. – Мы могли бы назвать ее больницей имени Роджера Эллиарда.
– Да. – Дороти покачала головой. – Я сижу и смотрю на этот фриз, на животных, выглядывающих из-за ветвей. Знаешь, мы с Роджером дали каждому из них имя. Оленя зовут Питер, зайца – Пол, коня – Саймон.
– Здорово!
– Нужно бы как следует отремонтировать угол фриза. Если я уеду в Бристоль, непременно возьму его с собой. В этих комнатах так много напоминает о Роджере.
Внезапно ее плечи поникли, она опустила голову и принялась тихонько всхлипывать. Я встал, обошел стол и приблизился к ней. Поколебавшись несколько мгновений, я положил ладони ей на плечи и ласково проговорил:
– Будет, Дороти. Успокойся.
В голове мелькнула мысль о том, что я впервые прикоснулся к Дороти, совершил то, чего хотел больше всего на свете на протяжении почти всей своей жизни.
