Кантрелл снова пожал плечами.
– Я ничего не мог поделать. Аббат Бенсон меня и слушать не хотел. Кроме того, вы не знаете Годдарда.
– Вы его боялись? – спросил Барак.
– Говорю же, вы не знаете, что это за человек.
Парень сглотнул, и под кожей на его горле прокатился большущий кадык, о котором упоминал настоятель Бенсон. Кантрелл облизнул губы, продемонстрировав серые зубы.
– Мы говорили с аббатом Бенсоном, – сообщил я, – и он сказал, что Годдард сделал для вас очки. У вас проблемы со зрением?
– Да, он действительно сделал мне очки, но лишь потому, что я был ему полезен.
В голосе Кантрелла я уловил горькие нотки, но выражения его лица понять не мог. С толку сбивали две расплывчатые голубые лужицы за толстыми линзами очков.
– Ему не хотелось взваливать на себя обузу и заново учить кого-то другого, если я не смогу работать, – продолжал молодой человек. – Тем более что аббатство со дня на день должны были прикрыть.
– Как долго вы были монахом?
– Я принял послушничество еще до того, как мне исполнилось шестнадцать. В обитель меня привел отец, поскольку он плотничал для монастыря. А чтобы я работал у него, он не хотел. Говорил, что я неумеха криворукий.
Голос Кантрелла звучал монотонным речитативом.
– Это, конечно, из-за моих глаз.
– Как случилось, что вы стали работать в монастырской больнице?
Он пожал плечами.
– Годдарду был нужен ученик, а я был единственным молодым монахом. Я не возражал. Решил, что это интереснее, чем переписывать старые тексты, а именно этим я тогда занимался. После закрытия монастыря все эти рукописи, естественно, сожгли.
Он горько усмехнулся.
– Вы скучаете по той жизни?
Кантрелл уже в который раз пожал плечами.
– Она мне нравилась. Ведь я верил всему, что они говорили о нашем служении Богу. А теперь те же люди твердят, что все это было неправдой. Служить заупокойные по мертвым, говорят они, так же бесполезно, как кидать солому против ветра.
Он помолчал.
– Мир перевернулся с ног на голову. Вам так не кажется, сэр?
– Расскажите мне про доктора Годдарда, – попросил я. – Вы сказали, что он убил двух пациентов. Каким образом?
– А у меня из-за этого не будет неприятностей? – насторожился Кантрелл.
– Будут, если вы не ответите, – с грозным видом пообещал Барак.
Собравшись с мыслями, Кантрелл принялся рассказывать:
– Доктор Годдард был очень нетерпелив. Иногда он выписывал лекарства в таких лошадиных дозах, что я боялся, как бы пациент не помер. Был у нас один старый монах. Так вот, как-то раз он свалился с лестницы и здорово разбил руку. Так разбил, что ее нужно было отрезать. Доктор Годдард обычно делал операции сам, поскольку приглашать брадобрея-хирурга со стороны было слишком накладно. Перед тем как резать, Годдард дал монаху снотворного снадобья. Во время операции монах спал, и все вроде было нормально, да вот только потом он так и не проснулся. Годдард сказал, что, наверное, переусердствовал с дозой. А еще сказал, что, может, оно и к лучшему, поскольку больше никогда не придется выслушивать его скрипучее нытье.
– Это снадобье называлось двейл?
– Да, сэр, – ответил Кантрелл, удивленный тем, что мне известны такие вещи.
– Если вы видели, как доктор отправляет на тот свет пациентов, то почему никому ничего не сказали?
Кантрелл неловко поерзал на стуле.
– У меня не было уверенности, сэр, ведь я же не врач. Тем более что, если бы я кому-то пожаловался, Годдард наверняка бы отговорился, а у меня были бы неприятности. Вы не представляете, какой это человек! Иногда он глядел на меня так, как человек глядит на жука, ползущего по столу. Бывали случаи, когда я работал молча, поскольку Годдард не любил разговаривать с теми, кто ниже его по рангу, а он вдруг как набросится на меня, причем из-за какого-то пустяка, из-за сущей мелочи.
Кантрелл грустно усмехнулся.
– Я думаю, он делал это лишь для того, чтобы напугать меня.
Бывший монах умолк, а затем поднял на меня глаза и спросил:
– Так что же он натворил, сэр?
– Боюсь, этого я сказать не могу. Как ваше зрение? По-прежнему слабое?
– Я даже в очках едва вижу. Говорят, теперь и король носит очки. Готов биться об заклад, что он видит лучше моего.
Кантрелл еще сильнее ссутулился.
– Когда монастырь закрыли, я вернулся к отцу и стал помогать ему в работе, но от меня было мало проку, а после того, как он умер, я и вовсе забросил это занятие.
Он взглянул на дверь во внутренние помещения.
– Там располагалась его мастерская. Не хотите взглянуть?
Мы с Бараком переглянулись, и он пожал плечами. Я встал.
– Спасибо, как-нибудь в другой раз. Благодарю вас за помощь. Если вы вспомните что-нибудь важное, все, что угодно, меня можно найти в Линкольнс-Инн.
Поколебавшись, я добавил:
– Очень жаль, что у вас такие проблемы со зрением. Вы показывались врачу?
– С этим никто ничего не может поделать, – бесцветным голосом ответил он. – Со временем я ослепну.
– У меня есть один знакомый…
– Я не верю врачам, сэр. – Его рот скривился в саркастической ухмылке. – После работы под началом доктора Годдарда… В общем, сами понимаете.
Когда мы вышли, Барак сказал:
– Вы готовы отправить к старому мавру даже воробья, который свалится с дерева.
Я рассмеялся. И почти сразу же Барак прикоснулся к моей руке.
– Посмотрите вон туда. Видите: та старая женщина машет нам.
На противоположной стороне улицы пожилая женщина вполне респектабельного вида, в белом чепце, держа в одной руке корзину с тушками двух кроликов, призывно махала нам. Мы подошли, и она ощупала нас цепким взглядом.
– Вы были у Чарли Кантрелла? – осведомилась женщина.
– А вам-то что? – не очень любезно спросил Барак.
– У него какие-то неприятности?
– Нет, он ответил на наши вопросы и таким образом помог в одном юридическом деле, вот и все.
– Бедный мальчик. Думаю, он перебивается с хлеба на воду. Его отец умер в прошлом году, и Чарли унаследовал его дом и мастерскую. Я была дружна с его батюшкой. Но Чарли с его зрением не может плотничать, поэтому вынужден обходиться одной только монашеской пенсией.
Она перевела взгляд с Барака на меня и обратно, ожидая услышать какие-нибудь новости, о которых потом можно было бы всласть посплетничать.
– Вы живете поблизости, добрая женщина? – спросил я.
– Через пять домов отсюда. Я предлагала Чарли помощь в уборке. У него в доме ужасная грязища, а чтобы нанять кого-то, нет денег, но он отказался. По-моему, он просто постыдился пускать меня внутрь.
– Действительно, бедный мальчик.