Голдблюму удалось взять себя в руки, после чего он подробно рассказал, кто он такой. И даже показал свой американский паспорт.
– И вы действительно считаете, что мой друг – гений? – с ноткой недоверия в голосе произнес Черемухин.
– Иначе, на кой ляд бы вы нам понадобились!
– Ну, может вы хотите помочь Шидловскому, поскольку этот Абу Бабу…
– К черту Шидловского! – вновь вышел из себя босс. – К черту Абу Бабу! Вы скажете, как зовут вашего друга, или нет?
Черемухин немного подумал.
– Поскольку Шидловский и Абу Бабу знают, как его зовут, а вы – нет, значит вы не от Шидловского. Хорошо… пятьсот марок. Для начала.
– Крайский, дай ему, – проговорил Голдблюм.
– Что значит, для начала? – уточнил я.
– Пятьсот марок за то, как его зовут. И тысяча за всю остальную информацию.
– Нет, так дело не пойдет. Тысяча за все вместе.
– Между прочим, я ему очень помог. И с этой картиной подставился…
– Крайский, дай ему, – повторил Голдблюм.
Я спрятал пугач и вытащил из кармана деньги.
– Итак, имя.
– Сначала пятьсот марок.
Я отсчитал пять сотен и протянул ему.
– Его имя Леонид Козираги, – проговорил Черемухин. – Он родом из Тамбова, как и я. Мы с ним жили в одном подъезде.
– Сейчас он тоже имеет разрешение на жительство в Германии?
– Нет, я сделал ему гостевой вызов пол года назад.
– А где он сейчас? Уехал домой?
– Дайте еще тысячу марок, и я расскажу все.
Я посмотрел на Голдблюма и тот утвердительно кивнул. Я передал Черемухину тысячу одной бумажкой, и он долго рассматривал купюру на свет.
– Последние годы в Тамбове он бедствовал, – медленно проговорил Черемухин. – Мы переписывались… Шидловский, кстати, тоже из нашего города, тамбовский волк… Я встретил его как-то на улице…
– Кого? Шидловского?
– Да, и рассказал ему о Леньке. И тот говорит… Я тогда еще не знал, что он – гангстер…
– Кто? Шидловский?
– Конечно! Не Ленька же! И он говорит: «Вызывай Козираги сюда, я попробую ему помочь.» Я даже не поинтересовался, как он собирается это делать. И Ленька приехал, привез с собой картины, свернутые в большой рулон. Ему пришлось долго оформлять разрешение на их вывоз. Воображаете? Нищий художник, а ему говорят, что его картины представляют большую ценность для государства!… Одним словом, поселился Ленчик у меня, а с Шидловским они уговорились, что тот организует его выставку и сделает ему имя. А потом восемьдесят процентов от прибыли – ему.
– Восемьдесят процентов! Безобразие! – гаркнул Голдблюм.
– Шидловский снял на месяц помещение, дал деньги на багет и подрамники, выпустил рекламный проспект. Все это обошлось в пятнадцать тысяч марок. А дело не пошло, т. е. не купили ни единой картины.
– А он профессионал, этот Шидловский? – поинтересовался Голдблюм. – Давно он занимается подобной деятельностью?
– Я же вам сказал: он – гангстер. Но делалось на мой взгляд все достаточно профессионально, просто не нашлось покупателей.
Голдблюм хрюкнул.
– Выставка закончилась провалом, – продолжал Черемухин, – и Шидловскому удалось все повернуть так, что пятнадцать тысяч Козираги ему должен. «Иди, рисуй портреты на улице», сказал он. Ленчик еще пытался бороться. Он обошел все частные берлинские галереи, но ему везде отказали…
– Он говорит по-немецки? – уточнил я.
– Он общался с ними по-английски. А если была надобность, я кое в чем помогал. Я ведь все же могу связать два слова…
– Ну, и?! – нетерпеливо воскликнул Голдблюм.
– Ну, он попытался зарабатывать на улице, и у него опять ничего не получилось. Знаете, Берлин – не совсем тот город…
– Ну, и?!
– В какой-то момент показалось, что Шидловский махнул на него рукой, но потом ситуация изменилась:
