- Извинись, Илья, - теперь уже негромко говорит Стас, негромко, и с угрозой, и я совсем затихаю, даже всхлипывать боюсь, ведь что-то очень серьёзное сейчас у нас троих происходит… - Извинись, и по- настоящему, без шуточек. Сам, что ли, не видишь, идиот? Ну?
Да, только так! Я отнимаю заплаканное лицо от груди Стаса:
- Да! Извинись! Ты что, совсем, что ли, - охренел, что ли, совсем? Я ж просил тебя, а ты обещал, что никому… Как же так, зачем ты так со мной? Нельзя же… Я же к тебе… по-настоящему, а ты… как гад ты со мной… - я снова прячу лицо в свитере у Стаса, и глухо, накалывая губы, говорю в этот колючий свитер: - И ты по-настоящему извинись, только так…
Да, научился я его чувствовать, - вот он сейчас подходит… да, поднимает руку, сейчас он мне её… да, кладёт её мне на плечо, гладит, гад зеленоглазый… опускает свою ладонь мне на лопатки… гад… я дёргаю плечом, всхлипываю… - мне хорошо, - какая сладкая боль в груди… - а Илюха руку не убирает, и я чувствую, что она у него ласковая, - хорошо…
- Э-хе-хе… Пусти его, Стаська… Гришка, иди ко мне.
С.С. меня отпускает, я, ни на кого не глядя, поворачиваюсь к гаду, и уже ему, гаду зеленоглазому, тычусь носом в гитарный изгиб его плеча и шеи, выпустив куртку на пол, упираюсь ему, гаду, своей правой ладонью в грудь, в его крепкую, рельефную, - нравится мне, - грудь, чувствую под ладонью его камуфлированную «под город», серую в тёмных разводах футболку, чувствую, как подрагивает от ударов его верного сердца эмблема с золотой звездой и Земным шаром, с выпуклыми золотыми буквами I.P.S.C. - эмблема Международной Конфедерации практической стрельбы, - и… блядь, как же, всё-таки, я его, гада зеленоглазого, люблю… гадского, зеленоглазого гада…
- Боги! Что же мне за испытания такие всю жизнь? Почему мне всегда настоящие люди попадаются, так бы послал бы… Гришка, прости ты меня! Самурай, я скотина, но ты меня прости… Я не знаю, почему я так себя повёл, но ты прости меня, Гриша… Тихонов…
Да простил я тебя! Обидно же просто!
- Илюшка, я тебя… но ведь обидно же… Знаешь, как обидно, - зачем ты так?
- Ой, да не знаю я, зачем я так! Если бы я знал… Прости. Я же тебя… Я тебя люблю, Гриш, наверно поэтому. Стась, я люблю его, если он меня не простит, то я не знаю что. Гриш…
- Простил он тебя, скотину! А зря… Гриша, дай-ка, я куртку твою повешу.
Да, хорош, чего это я… Перед С.С. неудобно же, как плакса я, - но ведь этот, гад, достал… умыться, что ли, надо пойти…
- Иди, умойся, самурай. Ух, ты, - футболку мне заревел всю!.. М-м, Стась, а нам обедать не пора?
- Кому о чём…
Я, умывшись, осторожненько захожу на кухню, осторожненько усаживаюсь на своё место, - давно определилось у меня уже своё место на этой кухне, - стараюсь смотреть исключительно на Улана, - тот на своём месте, у мойки, караулит подходы сразу и к холодильнику, и к своей миске, - мне стыдно. Стыдно, что разревелся, стыдно, что обиделся, - ну а что на гада обижаться? - и стыдно не перед Илюхой, - да ну, - стыдно перед С.С.
- Гриш, тебе сегодня в изостудию не надо ведь?
- Н-н… - я потихоньку прокашливаюсь, и потихоньку отвечаю: - Нет, Станислав Сергеич, сегодня не надо…
С.С. смотрит на меня, я это чувствую, Илья смотрит на меня, - это мне и напрягаться не надо, чтобы почувствовать, а сам я смотрю, как Улан задумчиво обнюхивает свою миску, - ну да, рано ему ещё есть, у Улана всё по графику…
- Да… А уроки вы сделали, Илька?
- А уроки мы сделали, Стаська! Ты чего? Спросить больше нечего?
- Эх, Ил…
- Это… Вода у Улана кончилась, - встреваю я, встаю, беру Уланову поилку, наливаю в неё воду, потом решаюсь, поворачиваюсь к Стасу, и смотрю ему прямо в его тёмно-синие глаза. - Станислав Сергеевич, вы меня извините, ну, что я разревелся, что психанул такой, - вообще, такой, как дурак… Извините, пожалуйста…
Стас хочет, было, почесать в затылке, - нет, - хочет, было, что-то мне ответить, - нет, - просто мне кивает, - и говорит зеленоглазому:
- И всё-таки, Илья, ты скотина! Иногда ты такая скотина… Слов нет. Как так можно-то?
- Возраст, Стас, у меня такой… - уныло отвечает «скотина», во, расстроился!
По-настоящему, расстроился, не притворяется, - ну, и хорошо, полезно… И жалко мне Илюху, но я решаю проявить твёрдость:
- Да! Возраст! А у меня, что, - не возраст, что ли? Ни за что, ни про что, понимаешь! Я же просил тебя, - не говори никому… ну, что я там курю… иногда… С.С., я так просто, балуюсь, честное слово!.. А ты, гад, просто так, в шутку, - так нельзя. Вот.
Я решаю, что хватит. И просто подхожу к Илье, - он всё так же уныло отщипывает крошки от куска хлеба и уныло их поедает, - и щипаю его под рёбрами, - сильно, с вывертом щипаю, - получилось! Тема! Первый раз я его подловил! Он орёт от боли, - и подпрыгивает на табурете, на столе подпрыгивают тарелки, я ору от восторга, - и отпрыгиваю подальше!.. Мир, кажись, хвала всем Богам…
- Нет. Я так хочу: сначала сладкое, а потом голубцы… - Илюха капризно надувает губы, и так они у него ещё красивее делаются.
- Ил, это… блин, изврат это какой-то, застольный!
- Стас! Я бы попросил! В нашем доме! Чтобы в нашем доме, ты такие выражения не использовал, - «изврат»… Ещё и при Грише Тихонове, да и меня в краску вгоняешь, - чо-то не наблюдаю я, чтобы ты в краску… это, вогнался, думаю я, а Илюха притянув к себе профитроли, продолжает: - «В моём доме»… «попросил бы», - блин, знакомое что-то, - а, да, - «Собачье сердце». Во-от, а начинать обед с самого вкусного, - какой же в этом изврат? Был же разговор уже… Кстати, в Японии тоже так принято, со сладкого начинать обед, - ну, традиционный обед, - и вообще, заглядывать в чужие тарелки, это… неэтично. М-м… Поехали на весенние каникулы в Японию? Я соскучился, - поедем, Ста-ась…
- Илюшка, сам же всё знаешь, тоже был уже разговор! Летом поедем…
Илья жуёт профитроль, - и как только он его разом, целиком умудрился? - смотрит поверх моей головы куда-то… в пространство, прожёвывается, наконец, слизывает с пальцев крем, и заявляет:
С.С. задумчиво, - даже вилку отложил! - наблюдает, как Илья вперемешку сметает с тарелок всё, что оказывается в пределах его досягаемости: сыр-сулугуни, шоколадные пряники, голубцы, профитроли, ветчину, копчёные брюшки форели, - всё это запивается фантой, - и Стас, вздохнув, спрашивает меня:
- Гриша, ты хотел бы в Японию съездить?
Хотел бы! Мало ли, чего бы я хотел!..
- Да ну, Станислав Сергеич, мало ли, чего я хотел бы…
- А Илья вот утверждает, что «хотеть, значит мочь»! Ил, я ничего не путаю?
Илья смотрит на Стаса, и в его зелёных глазах столько… столько всего, потом переводит взгляд на меня, тихо говорит:
