Пять поэм

На подносах из золота груду и груду
Хлеба — сотни сортов! — расставляли повсюду.

Лишь лепешки одной[410] не нашлось на столе —
Той, что в небе, пылая, светила земле.

Все, поев, как положено, сладостной влаги
Пожелали. И жбаны раскрылись и фляги.

До полудня за чашами время прошло,
И, когда пламень дружбы вино разожгло,

Опьянения радость разгладила брови
Тем, кто к пиршествам жаркой исполнен любови.

И за струнной игрой до вечерней зари
Провели с Нушабе свое время пери?.

И когда в черный цвет свод оделся высокий
И к подушкам прильнуть так хотели бы щеки,

Молвил царь луноликим, словам их в ответ:
«Уезжать вам сегодня не следует, нет.

Я хочу, чтобы завтра возникло от Рыбы
До Луны пированье, чтоб все мы могли бы,

Как нам Кеи велели и сам Феридун,—
Усладиться вином и звучанием струн.

Может статься, в огне, наполняющем чаши,
Испекутся дела несвершенные наши.

Позабудем о всем, чем нас мир покарал,
Исцелит наши души столетний коралл[411].

Пусть ланит наших станут прекрасными розы:
Раскрасневшись, становятся страстными розы.

Коль мы прах напоим ценной амброй вина,—
Для мытья головы станет глина годна».

Что же! Радость пери?, преклоненных пред шахом,
Одержала победу над девичьим страхом.

И была Нушабе на царевом пиру
Так светла, как Зухре в небесах поутру.

Властной амброй дыша, глубока, чернокрыла
Стала ночь и мешочек свой мускусный вскрыла,

А из мускусных кос милых дев свой аркан
Сделал царь, сладкой амбры усилив дурман.

И луну и Юпитер арканом сим властным
Он заставил спуститься на землю к прекрасным.

Пированьем была эта страстная ночь,
И сверкали пери, — так хотелось им смочь

В пламень бросить подкову: хорошая мера,
Чтоб, колдуя, любовью зажечь Искендера!

Царской волей зажглись благовоний костры,
Словно маги в ночи затевали пиры.

Так он взвихрил огонь, что в хмелю позабыли
Все о скарбе — о том, чем так связаны были.

За вином, струны звонкие слушая, он
Всю провел эту ночь. Посветлел небосклон;

По лазури багрянец прошел полосою,
Черный соболь нежданно стал рыжей лисою.[412]