Пять поэм

То ведь с царским венцом вечно слит самоцвет.

У тебя ж — на столе самоцветов мерцанья.
Так направь на себя все свои порицанья.

Накопив самоцветы для чаш и стола,
Почему ты со мною столь строгой была?

О владельце каменьев худого ты мненья.
Почему же весь дом твой покрыли каменья?

Все ж разумной женою ты кажешься мне
И твои поученья уместны вполне.

Да пребудешь ты вечно угодною богу,—
Ты, что даже мужам указу ешь дорогу!

О жена! От себя твое золото я
Отставляю. И в этом заслуга твоя»,

И, счастливая этой великой хвалою,
Совершивши поклон, до земли головою

Преклонясь, повелела служанкам своим
С угощеньем подносы поставить пред ним,

И, поспешно испробовав яства, сияя,
Их царю предложила, и, не уставая,

Хлопотала, пока Искендер не устал
От еды и в дорогу готовиться стал.

Взяли клятву с царя, что не станет угрюма
Золотая Борца от нашествия Рума.

Дав охранную грамоту, сел он в седло,
Поскакал: на душе у царя отлегло.

Понял он: от лукавой игры небосвода
Оградил его бог. Сколь отрадна свобода!

И, уйдя от всего, чем он был устрашен,
Благодарность вознес вседержителю он.

* * *

Шар игральный у дня ночь взяла[409], но при этом
Разодела весь мир лунным, сладостным светом.

Хоть пропал золотой полыхающий шар,
Но серебряных шариков реял пожар.

Вспомнил благостный сон о царе Искендере
И закрыл ему веки — души его двери.

Отдыхал Властелин до мгновений, когда
Мгла исчезла: сиянью настала чреда.

Поднял голову царь, чтоб за радостным пиром
Встретить утро, что, ярко вставая над миром,

Апельсином сразило рассвет. Пропылал
Он, покрывшийся кровью, как пламенный лал.

И когда было небо в сверканиях лала,
Нушабе к Повелителю путь свой держала.

И была под счастливой звездою она,
Как плывущая ввысь золотая луна.

За конем луноликой, сверканьем играя,
Шли рабыни, как вестницы светлого рая;

Сто Нахид помрачнели б, наверно, пред ней,