Пять поэм

Я о тех, по которым я взор свой веду,
От мужей многоопытных сведений жду.

Письмена их прочтя, их с рисунком сличая,
Узнаю я властителя каждого края.

И любого царя с головы и до пят
Изучает мой взор. Мои мысли кипят,

И мужей, захвативших и воды и сушу,
Я пытаюсь постичь и проникнуть в их душу.

Я сличаю державных, — кто плох, кто хорош.
Есть наука об этом. Наука — не ложь!

Я царей изучаю внимательно племя.
Не в одних лишь усладах течет мое время.

На раздумий весах узнаю я о том,
Кто из всех властелинов бесспорно весом.

Мне на этом шелку, о венец мирозданья!
Ничего нет милей твоего очертанья!

Словно слава над ним боевая царит
И о мягкости также оно говорит».

И царица, сияя подобно невесте,
По ступеням сошла, чтоб на царственном месте

Искендер был один; будь хоть каменным трон —
Никогда двух всевластных не выдержит он.

Потому лишь игра мучит сердце любое,
Что два шаха в игре[406] и соперников двое.

И, покинув свой трон, перед шахом жена
Стройный стан преклонила, смиренья полна,

И, затем на сидение сев золотое,
Услужать ему стала. Смущенье большое

Искендера объяло; стал сам он не свой
Перед этою рыбкою, хищной такой.

Он подумал: «Владеет красавица делом,
И полно ее сердце стремлением смелым.

Но за то, что свершить она до?лжным сочла,
Ей от ангелов горних пошлется хвала.

Все ж бестрепетной женщине быть не годится:
Непомерно свирепствует смелая львица.

Быть должны легковеснее мысли жены.
Тяжкой взвешивать гирей они не должны.

Быть в ладу со стыдливостью женщинам надо.
Звук без лада — лишь крик; есть ли в крике услада?

«Пусть жена за завесою лик свой таит
Иль в могиле укроется», — молвил Джемшид.

Ты не верь даже той, что привержена вере.
Хоть знаком тебе вор, — запирай свои двери.

Безрассудный посол! — он себя поносил.—
Для защиты своей не имеешь ты сил.

Над тобою нежданные беды нависли.
Ты попался! Ну что ж! Напряги свои мысли!

Если б встретил врага, а не женщину ты,
Если б в ней не таилось ее доброты,