Так умеют они своей мощью играть, Что одно существо словно целая рать, И самец или самка, коль тронется к бою,— Судный день протрубят громогласной трубою. На любое боренье способны они. Но иные стремления им не сродни. И не видели люди их трупов от века, Да и все они — редкость для глаз человека. Их богатство — лишь овцы; добыча руна Для всего, что им годно, одна лишь нужна. И одна только шерсть — весь товар их базара. Кто из них захотел бы иного товара? Соболей, чья окраска, как сумрак, черна, Порождает одна только их сторона. И на лбу этих тварей, велением бога, Поднимается рог, словно рог носорога. Если б их не отметил чудовищный рог,— То любой с мощным русом сравниться бы мог. Словно птицам большим, завершившим кочевья, Для дремоты им служат большие деревья. Спит огромное диво, как скрывшийся див, В нависающий сук рог свой крепкий вонзив. Коль вглядишься, к стволу подобраться не смея, Меж ветвей разглядишь ты притихшего змея, Сон берет существо это в долгий полон: Неразумия свойство — бесчувственный сон. Если русы в погоне за овцами стада Разглядят, что в ветвях эта дремлет громада, — Втихомолку сбирают пастуший свой стан И подходят туда, где висит Ариман. Обвязав его крепко тугою веревкой, Человек пятьдесят всей ватагою ловкой, Вскинув цепь, при подмоге железной петли, Тащат чудище вниз вплоть до самой земли. Если пленник порвет, пробудившись от спячки, Звенья цепи, — не даст пастухам он потачки: Заревев страшным ревом, ударом одним Умертвит он любого, что встанет пред ним. Если ж цепь не порвется и даже укуса Не изведают люди, — до области Руса Будет он доведен, и, окованный, там Станет хлеб добывать он своим вожакам. Водят узника всюду; из окон жилища Подаются вожатым и деньги и пища. А когда мощным русам желанна война, В бой ведут они этого злого слона. Но хоть в битву пустить они диво готовы, Все же в страхе с него не снимают оковы. Узришь: только в нем битвенный вспыхнет запал,
