Взял свой меч Искендер, но, о славе радея, Взял он также аркан, чтоб схватить лиходея. Он приблизился к диву для страшной игры, Словно черная туча к вершине горы. Но не сделали шага ступни крокодила: Искендера звезда ему путь преградила. И аркан, много недругов стиснувший встарь, Словно обруч возмездья метнул государь,— И петля шею дива сдавила с размаху; И склонилась лазурь, поклонясь шаханшаху. И когда лиходея сдавила петля, Царь, что скручивал дивов, сраженье не для, Затянул свой аркан и рукой властелина, Волоча, потащил захрипевшего джинна. И к румийским войскам, словно слабую лань, Повлекла силача Искендерова длань. И когда трепыхалась лохматая груда, И пропала вся мощь непостижного чуда,— Стало радостно стройным румийским войскам: Их ликующий крик поднялся к облакам. И такой был дарован разгул барабанам, Что весь воздух плясал, словно сделался пьяным. Искендер, распознав, сколь был яростен див, Приказал, чтоб, весь мир от него оградив, Ввергли дива в темницу; томилось немало Там иных ариманов, как им и пристало. Увидав, что за мощь породил Филикус, Был тревогой объят каждый доблестный рус. Воском тающим сделался Руса властитель, Возвеличился румского царства хранитель. И певцов он позвал, и для радостных всех Растворил он приют и пиров и утех. Внемля чангам, он пил ту усладу, что цветом Говорила о розах, раскрывшихся летом. И веселый Властитель, вкушая вино, Славил счастье, что было ему вручено. Под сапфирный замок ночь припрятала клады, И весы камфоры стали мускусу рады. Все вкушал Искендер сладкий мускус вина, Все была так же песня стройна и нежна. То склонялся он к чаши багряным усладам, То свой слух услаждал чанга сладостным ладом. И, склоняясь к вина огневому ключу, Он дарил пировавшим шелка и парчу. И, пируя, о битве желал он беседы: Про удачи расспрашивал он и про беды. И сказал он о всаднике, скрытом в броне И скакавшем, как буря, на черном коне: «Мне неведомо: стал ли он горестным тленом,
