Пять поэм

Разглядел в котловине зеленую медь.
Вниз по круче спуститься ему ль не суметь!

Вот он встал пред конем в изумленье глубоком,
И увидел пролом он в коне меднобоком.

И все то, что таилось внутри у коня,
Смог пастух разглядеть в свете яркого дня.

Там усопший лежал. Вызывал удивленье
Древний труп: до него не дотронулось тленье.

Был на палец покойника перстень надет,
Камень перстня сиял, как Юпитера свет.

И пастух пораженный рукою несмелой
Снял сверкающий перстень с руки онемелой.

На добычу взглянув, как на счастья предел,
Он восторженно в перстень свой палец продел.

Драхмы в медном коне не найдя ни единой,
Он покинул гробницу. Пошел он долиной,

Погоняя отары. Спадала жара.
Ночь настала. Пастух дожидался утра.

И когда удалось рог серебряный небу
Сделать огненным шаром, земле на потребу,

Он оставил овец на лужайке у скал
И хозяина стада спеша разыскал,

Чтобы перстню узнать настоящую цену
И судьбы своей бедной понять перемену.

И хозяин был рад, что явился пастух,
И язык развязал, словно думал он вслух.

Говорил он о стаде, о том и об этом,
И доволен бывал каждым добрым ответом.

Вдруг он стал примечать и заметил: не раз
Становился пастух недоступен для глаз,[458]

И затем, словно тень, появлялся он снова.
Рассердился хозяин: «Какого покрова

На себя вот сейчас ты набрасывал ткань?
Ты — то зрим, то — незрим. Поспокойнее стань!

Чтоб являть колдовство, — не имеешь ты веса.
Где тобою добыта такая завеса?»

Удивился пастух: «Что случиться могло?»
И свое он в раздумье нахмурил чело.

Было так: обладателя перстня немало
Обладанье находкой такой занимало.

И, хозяина слушая, так был он рад
Камнем вверх, камнем вниз свой повертывать клад!

Камень вверх обративши движением скорым,
По-обычному виден он делался взорам.

Повернув яркий камень к ладони своей,
Исчезал он мгновенно от смертных очей.

Камень был необычен — в том не было спора,—
Своего господина скрывал он от взора.

И пастух разговор оборвал второпях,