Пять поэм

Он ушел, чтоб испытывать камень в степях

И в горах. С волей рока он сделался схожим,
Веселясь, он шутил с каждым встречным прохожим,

Камень вниз опустив, промелькнув перед ним,
Во мгновенье шутник становился незрим.

Но сказавши себе: «Зримы ныне пребудем»,—
Зримым шел наш пастух, как и свойственно людям.

То являясь, то прячась, придя на базар
Иль в жилье, уносить мог он всякий товар.

Вот однажды пастух, словно дух бестелесный,
Стал незрим: повернул он свой перстень чудесный.

К падишаху в покой, меч индийский схватив,
Он вошел и стоял, как невидимый див.

Но когда и последний ушел приближенный,—
Он, пред шахом явясь, поднял меч обнаженный.

Был ужасным видением шах поражен;
И, ему предложив свой сверкающий трон,

Он промолвил, дрожа от нежданного чуда:
«Что желаешь, скажи, и пришел ты откуда?»

Так ответил пастух: «Торопись! Я — пророк.
Признавай меня тотчас. Твой благостен рок.

Если я захочу, — я невидим для света.
Вот и все. Это свойство — пророков примета».

Падишах преклонился, почувствовав страх.
И весь город был в страхе, как сам падишах.

Так вознесся пастух, встарь скитавшийся долом,
Что легко завладел падишахским престолом.

Поиграл этим камнем недлительный срок
Наш пастух: и пастух — не пастух, а — пророк.

Ты признай, государь, всею силой признанья
Тех, что создали камень при помощи знанья.

Должно тайну волшебств укрывать от умов,
Чтоб незыблемым был нашей тайны покров.

Мой рассудок — вожак, полный жажды движенья,
Эту тайну не вывел на путь достиженья».

Искендером-царем был похвален Платон,
Так наглядно о тайном рассказывал он.

И для мудрых рассказ прозвучал не без прока,
И для многих имел он значенье урока.

Отношение Сократа к Искендеру

Где твой саз, о певец! Пусть он радует! Пусть
Он сжигает мою непрестанную грусть!

Звуков шелковых жду, — тех, внимая которым
Распишу румский шелк я тончайшим узором.

* * *

Так промолвил мудрец, дивно знающий свет,
Тот мудрец, для которого скрытого нет: