Пять поэм

Дабы в прежней нужде не остался ты снова».

И к Сократу пошел с тайной речью гонец,
И слова государя прослушал мудрец.

И, в познаньях своих слывший в Греции дивом,
Так промолвить в ответ он почел справедливым:

«Хоть призыв государя почетен вполне,
Но худое и доброе явственно мне.

«Не иди, — я рассудка внимаю совету,—
В царском сердце любви не отыщешь примету».

Я вещание разума в явь претворил.
Ни к кому для забавы не шел Гавриил.[460]

Я пошел бы к царю, вне испытанных правил,
Но ведь весть без ключа он в приют мой направил.

Если мускус в мешочке, как водится, сжат,
Нам вещает о скрытом его аромат.

Сердце — пастырь любви, кроме дружеской речи
И другое таит, если ждет оно встречи.

Если верное сердце любовью полно,
То учтивей учтивости будет оно.

Те, кто близки царю и пируют с ним рядом,
На кого государь смотрит ласковым взглядом,

На меня мечут взоров недобрый огонь,
Потому-то и стал мой прихрамывать конь.

Видно, царь на пирах под сверкающим кровом
Никогда не почтил меня благостным словом,

Потому что для многих, кто близки царю,
В мире светочем радостным я не горю.

Знаю: сердцу царя ясно видимы люди,
Но оно видит в них только праведных судей.

Коль приветна к тебе речь придворных вельмож,
И Владыке ты будешь казаться пригож.

Коль к тебе речь придворных враждебна сугубо,
То с тобой и Владыка обходится грубо.

Если свод без ущерба, то будут ясны
И пленительны отзвуки каждой струны.

Если в своде ущерб, — свод ответит не верно,
И звучать будет лад самый ласковый скверно.

Зло и правда — все то, что мы видим в пути,—
К Властелину дворца призывает идти.

Но вельможи твои с важным саном и с весом
Не допустят Сократа к пурпурным завесам.

Посуди, государь, в этой буре морской
Как же мне поспешать в твой дворцовый покой?

Море вспомнил я тотчас: простор его дружен
С драгоценною россыпью скрытых жемчужин,

На которые когти направил дракон.
Кто к жемчужинам ринется? Яростен он.

Как я к свету пойду, — к свету царской короны?
Ведь вокруг меня будут одни «пошел-воны»[461].