15. «Спасибо, Ваше превосходительство», — обращается к Сальери Констанца.
16. «Умоляю, перестаньте меня так называть, — отвечает Сальери с набитым ртом, — это воздвигает между нами целую стену. Поймите, я ведь не от рождения стал придворным композитором. Я родом из маленького городка… Как и Ваш муж!» Сальери и Констанца игриво улыбаются друг другу. «А Вы уверены, что Вы не можете оставить ноты у меня, а потом прийти еще раз?»
17. Констанца отвечает Сальери с интонацией и выражением лица ломающейся маленькой девочки: «Это очень соблазнительное предложение, сударь, но боюсь, что это невозможно. Вольфганг ужасно рассердится, если увидит, что этих нот нет. Дело в том, что это всё оригиналы, чистовики».
18. Сальери изумлен: «Как, оригиналы?!»
19. «А он никогда не пишет черновиков…»
20. Сальери отложил очередное пирожное и принялся за чтение нот. Спустя мгновение он забыл обо всём, кроме музыки Моцарта.
21. Констанца воровато глянула на придворного композитора и убедившись в том, что он не обращает на нее никакого внимания, украдкой стянула с блюда еще одно пирожное.
Кажется совершенно очевидным, что совместное наслаждение жены Моцарта и Сальери пирожными с красноречивым названием «Соски Венеры» служит метафорой эротического наслаждения (именно поэтому нежелательный свидетель удаляется предусмотрительным Сальери из комнаты).[202] В другом эпизоде фильма сладости предстают метафорой денег (тридцати серебряников): пирожные и деньги используются Сальери как средство склонить к предательству простодушную служанку Моцарта:
1. Сальери с приторной улыбкой протягивает девушке, сидящей напротив него, блюдо с пирожными.
2. «Спасибо, сударь» <…>
3. «Ты хорошая девушка. И я очень тебе благодарен за то, что ты согласилась на мое предложение <следить за Моцартом и докладывать Сальери о том, что происходит в его доме — О.Л.>. Как-нибудь, когда он уйдет из дома, сообщи мне».
4. С этими словами Сальери протягивает девушке золотую монету. Одновременно в кадр попадает тарелка с пирожными.
Эпилог формановского «Амадея» напрашивается на сопоставление с прологом к фильму: краткая вспышка проснувшейся совести, озарившая старость Сальери, сменяется уничижением паче гордости. Опустившегося композитора, попавшего в сумасшедший дом после неудачной попытки самоубийства, везут в ватерклозет на инвалидной коляске, а он произносит велеречивый монолог во славу посредственности. А после ватерклозета (доверительно сообщает Сальери больничный служка) старика ждет завтрак: «Ваши любимые сахарные булочки».
Теперь настала пора вернуться к тому вопросу, которым на протяжении всего фильма терзается Сальери: почему Бог обделил его гениальностью? Потому, что Сальери, сам того не осознавая, рабски служил позывам и прихотям собственной плоти (отметим в скобках, что пирожные и сахарные булочки всегда соседствуют у Формана с фигурами лакеев, камердинеров, служанок). Сладости в «Амадее» предстают выразительным материальным воплощением соблазна жизненными благами, устоять перед которым итальянский композитор оказывается не в силах.
II. In vino veritas
Любовь к сладостям подтачивает и разрушает талант формановского Сальери. Любовь к вину раскрепощает и укрепляет гений формановского Моцарта.
Впервые мотив вина возникает в мажорно окрашенной сцене прохода композитора по императорской Вене:[203]
1. Нарядно одетый Моцарт, восхищенно оглядываясь по сторонам, пробирается по венским улицам. В руке у Моцарта бутылка вина, к которой он время от времени прикладывается.
2. Вот чинно продефилировали гвардейцы в пышных костюмах.
3. Мелькает фигура скромной девушки в чепчике и с корзинкой.
4. Проводят медведя на цепи.
5. Дрессированная собачка изо всех сил пытается удержаться на огромном разноцветном мяче.
6. Камера взмывает вверх, и мы видим Моцарта среди толпы прогуливающихся венцев.
7. Снова крупный план: Моцарт с бутылкой в руках оглядывается на дающего представление шпагоглотателя в чалме.
8. Проходя по узенькой улочке, Моцарт делает два-три танцевальных па в такт звучащей за кадром музыке. Этого достаточно, чтобы зритель понял: вино, девушка, гвардейцы, цирковые артисты совокупно образуют тот образ Вены, который воплотился в мелодии, сочиняемой композитором прямо на ходу.
В следующий раз мы видим Моцарта с бутылкой вина в руке в той сцене фильма, где композитор изображен перелагающим свою музыку в ноты. Моцарт сидит за столом и сосредоточенно работает, то и дело подливая себе в бокал и прихлебывая из него.
Этот эпизод подсказывает внимательному зрителю, почему в качестве метафоры гениальности Форман выбрал именно вино. Как мы уже указывали, сладости в «Амадее» символизируют «золотую середину», к которой, сама того не замечая, стремится посредственность. Вино — отказ от середины, поглощенность творчеством, граничащую с саморазрушением: Моцарт предстает в разбираемом эпизоде небритым и нечесаным, лицо его измождено, под глазами круги.
Впрочем, в одной из последующих сцен фильма бутылка вина и бокал снова оказываются расположенными в центре оптимистической, даже идиллической картинки. Представление «Дон Жуана» в демократическом городском театре со знаком плюс противопоставлено у Формана представлению этого же творения Моцарта в стенах чопорной императорской оперы. На сцене демократического театра царит дух выдумки и простоватого юмора. Зрители, согласно раскачиваясь в такт мелодии, подпевают актерам. Моцарт (единственный раз в фильме) показан в семейном кругу — не только с женой, но и с ребенком. Он сидит в ложе и, весьма довольный, наблюдает за игрой актеров и реакцией зрителей. У Моцарта в руке — неизменная бутылка, у Констанцы — бокал. В этом фрагменте вино предстает метафорой теплоты, зримым воплощением атмосферы семейного уюта, окутывающей героя «Амадея».
О вине, как о символе разрушения и саморазрушения зритель «Амадея» вновь вспоминает ближе к концу фильма. Сбежав от спящей Констанцы, Моцарт пирует в компании актеров и девиц сомнительного поведения. Бледный и растрепанный, он в исступлении тарабанит по клавишам; девицы вопят, кривляются, кружатся по комнате и пьют вино. Два полных бокала выдвинуты на передний план кадра. Завершается этот эпизод возвращением пьяного Моцарта домой. С бутылкой в кармане, опустошенный Вольфганг Амадей, держась за стены, бредет по заснеженным венским улицам (недвусмысленная «рифма» к мажорному венскому эпизоду, разобранному нами выше).
Не следует, однако, забывать о том, что трагический эпизод кутежа сопровождается музыкальными фрагментами из оперы Моцарта «Волшебная флейта». А это, согласно логике фильма, означает, что даже пьяный шабаш с актерами стимулирует композитора к созданию гениальной музыки.
Можно было бы привести многочисленные примеры текстов различного типа, в которых сопоставление мотива
«Я встретился с моей первой женой, Яной, и мы
