Со злости пролетаю по коридору до самой аппаратной и натыкаюсь на Димку с Аликом. Только их мне и не хватало! Впрочем, они, кажется, заняты: возбужденно шепчутся в углу у генератора.
— Вить! Шеф только что объявил: сегодня на совете наш вопрос опять не попадает! — сообщает мне Алик.
Ну понятно, у каждого свои неприятности… Я киваю и делаю вид, что срочно ищу в ящике для крепежа болты или гайки. Да и о чем тут говорить? Ясно и так — ребята бесятся, еще бы! Целый год они ждут, чтобы утвердили темы. Но на нашем Олимпе спешить не принято…,
А они уже шепчутся опять. И вдруг до меня долетает что-то вроде:
— Галатея… Галатеей…
Что им нужно от моей машины? Прислушиваюсь, продолжая, конечно, рыться в ящике.
— Галатея… Галатее… Галатею, — долетает до меня.
Кажется, эти недопеченные Эйнштейны собрались учинить очередной розыгрыш?
— Ребята! — «на ура» вопрошаю я. — Почему вам нужна именно Галатея?
Кажется, я попал в точку. Димка наклоняется к генератору и начинает там что-то деловито подкручивать. Алик смущенно проводит ладонью по волосам.
— Ну?! — настаиваю я.
Димка явно не намерен вступать в беседу, он отбрасывает отвертку, включает мотор… В желтых глазах Алика искорка раздумья…
— Ну! Так почему Галатея?
— Что ж, — вздыхает Алик, — рано или поздно все равно пришлось бы тебе рассказать… Прежде всего потому, что она, может быть, единственное здесь мыслящее существо…
Ну да. Она, конечно, мыслящая. Сама задает программу. Сама ее выполняет. И сама решает, быть ей гением, как ты ее задумал, или, может быть, волочиться за девчонкой, которая только и знает, что трясти рыжей челкой…
— Так рассказывайте!
— А ты… что ты знаешь?
— Все знаю, — вру я. — Но вы все равно давайте излагайте, а то мне некогда.
…
— Ну, знаете!.. — взревел я, когда они умолкли. — Чтоб я послал свою возлюбленную Галатею подслушивать под дверьми? Она не так воспитана!..
Их план был грандиозен и нелеп. Галатея должна была стоять в зале заседаний совета и подсчитывать согласно своей логике «полезное» и «бесполезное» время наших столпов, исследуя их ученые речи. Кажется, ребята всерьез рассчитывали кого-то воспитать. Так что я почувствовал к ним что-то вроде почтения.
— Струсил? — поинтересовался Димка. — Боишься, премию снизят?
Они принимали себя всерьез. И Галатею — тоже.
А я вдруг подумал, что Галатея застоялась, что нервы расходятся от безделья, что надо клин клином вышибать.
— Грабеж! — заявил я. — Но подчиняюсь грубому насилию.
И пошел выводить Галатею.
— Галатея, — вспомнила Таня. — Галатея, вот как ее звали. Я медленно возвращался в свою шкуру.
— …вам как конструктору это смешно, но я с ней когда-то дружила…
— Да? — Я полез в карман за сигаретами. — Хотите?
Мы как будто только что узнавали друг друга после стольких лет.
— Мы были раньше на «ты», — напомнил я, поднося огонек.
— Извини, — кивнула она. — Отвыкла.
— Я видел тебя из зала.
— И я тебя видела. Раза два. Но ты не хотел меня узнавать.
— Просто думал, что звезда жжется, — сказал я.
— А теперь?
— И теперь тоже.
Она протянула пальцы ко рту и отдернула руку.
— Врешь. Ты просто влюблен в свои машины. Ребята уверяли, что ты гений.
Самое время было разлить коньяк.
— Выпьем? — предложил я.
— Да. Выпьем за твой успех. За лучшую Галатею!
— Не за это, — медленно выдавил я. — У меня нет успеха.
Нельзя было так говорить. Но мне почему-то не хотелось при ней рисоваться. Я весь напрягся: лицо у меня было в тени, но мог подвести голос. Ну вот. Она отвернулась. Просто удивительно, какие все стали чуткие.
Когда нашли Галатею с обугленной схемой, ребята тоже сразу приняли рассеянный вид. Я мог тогда рвать на себе волосы. Никто бы все равно не показал, что это заметил. «Ребята, — хотелось мне им сказать, — чуткость хороша в умеренных дозах». Но я тоже чуткий, и я молчал.
— За тебя, — сказал я ей, — за Таню!
На шее ее при каждом глотке проступала жилка. Все-таки это чудо, что она ко мне пришла. А у чуда не бывает причин.
— Ты одна?
— Ты хочешь спросить, есть ли у меня муж? — Она стряхнула пепел, смяла сигарету. — У меня Голубой принц. Он выходит ко мне из замка. Замок стоит на моем шкафу, и в нем пять боевых башен.
— А у меня машины, — признался я, — то есть идеи машин, а сами машины ко мне не снисходят.
— Готовься, Пигмалион, — налетел на меня Алик на другой день после совета. — Мы отнесли докладную.
— Ночью?
Было восемь утра, день еще не проснулся, и гардеробщики — тоже.
— Мы подбросили ее в папку «на подпись». САМОМУ.
— САМОМУ??
«Ну, теперь начнется», — подумал я. Если б я знал, чем это может кончиться… И началось…
Конечно, это не было судом. Это было, может быть, только чуть похоже.
Стол на сцене. Президиум.
— Наши молодые коллеги Алексей Патерин и Дмитрий Копов, — сообщает докладчик, — подвергли критике работу ученого совета института. Весьма похвальное рвение. Выполнено, к сожалению, методом подслушивания.
В зале хихикают.
— А как можно сделать это иначе? — громко спрашивает Димка.
В зале хихикают снова.
— …указанные товарищи записали одно заседание совета на ленту магнитофона, вмонтированного в разработанную аспирантом Виктором Гитиным цифровую машину Г-1, в просторечии — «Галатея»…
— Я сама записала, а не они, — перебивает голос Галатеи, — И не на магнитофон, а в электронную память.
— Прошу соблюдать порядок, — стучит председательствующий, — Гитин, прекратите шутки с машиной!
— …После этого Патерин и Копов подвергли ход заседания подробному разбору, а выводы изложили в записке, неизвестно каким образом оказавшейся на столе директора. В этой записке утверждается, что шесть работ из восьми доложенных совету являются простой компиляцией из опубликованных научных статей и только две содержат нечто оригинальное, да и то лишь в смысле толкования вопроса…
