военачальники боялись раскрыть рот, хотя им-то было что сказать своему верховному горе-полководцу. В отличие от Петиса Камбиз был умен, но нарушать установленный им же самим порядок был уже сам не в силах. Придворные обращались к Крезу, носившему звание советника царя царей, с просьбой в осторожной деликатной форме намекнуть на истинное положение дел, но старый лис дал себе зарок никогда не соваться с непрошеными советами к Камбизу, а тот просить кого-то о чем-то не имел привычки.
Вот так, как отверженный в своем собственном лагере, сидел в полном одиночестве в роскошном шатре Камбиз и мучительно думал — что делать дальше? В шатер без спроса вошел Дарий и пал ниц.
— Что тебе? — раздраженно спросил Камбиз, а это был плохой признак, грозящий непредсказуемыми последствиями.
Дарий не смутился и спокойно ответил:
— Великий царь, мой повелитель, я видел в бою Фанета. Помнишь — военачальник твоего отца?
— А-а-а, грек. Ну и что? За кого воюет, за египтян?
— Ты прозорлив, мой повелитель.
— Продался, значит...
— А если перекупить? Прикажи переговорить с ним, мой повелитель.
Камбиз оживился.
— Напомни ему о благодеяниях нашего отца и добавь, что наши милости будут несоизмеримо большими...
Во время очередной вылазки и ожесточенной схватки Фанет увидел, как, сокрушая все на своем пути, к нему пробивается рослый перс из 'бессмертных'. Удивившись такому интересу к себе, Фанет приготовился к рукопашной, и вот этот перс пробился-таки к греку, и они оказались лицом к лицу.
— У меня к тебе послание, грек, — выдохнул запыхавшийся сарбаз.
— Покажи! — сказал Фанет и с этими словами вонзил свой меч в сердце перса.
Воин так и умер, сохранив на лице удивленное выражение, а Фанет, прикрывшись щитом, нагнулся и, обшарив убитого, нашел послание.
В крепости Фанет прочел написанное — всего три слова: 'Надо поговорить. Дарий'. Легко сказать! Да и надо ли? Фанет понимал, что означали эти слова Дария, не мальчик. Знал и то, что дни Египта сочтены. Но здесь, в Пелусии, находилась его семья, и если ему, опытному воину, перейти трудно, но все-таки возможно, хотя бы во время вылазки, то перетащить свою семью на виду у всех в стан персов, конечно, невозможно. Так стоило ли рисковать? Если бы жив был Амасис, то Фанет, наверное, пошел с ним до конца, настолько ему нравился этот бесшабашный фараон. Но Псамметих... этот дурень Петис... а главное, отвратительные отношения с греками-военачальниками, которые приняли Фанета более чем сдержанно. Тут была и ревность к новому пришельцу, особенно после того, как Амасис назначил Фанета командиром ударных войск с правом набора в свою штурмовую группу воинов из наемных отрядов, вызвав крайнее раздражение среди прежних командиров греческих отрядов наемников. Столь стремительное возвышение бывшего каменотеса было воспринято с острой обидой, но при Амасисе, хотя и с большой неохотой, они вынуждены были подчиниться воле фараона Верхнего и Нижнего Египта. Теперь же, воспользовавшись полной неразберихой в руководстве армией, командиры наемных отрядов самовольно отозвали своих воинов из ударного отряда Фанета. Пример подал вождь спартанцев Архелай. Фанет, привыкшей к железной дисциплине персидской армии, болезненно воспринял подрыв своего авторитета, оставшись военачальником без войска. В армии Кира наемники составляли небольшую часть великого и несметного воинства, и они знали, что Кир не потерпит никакого своеволия и, если понадобится, без всякой жалости подавит любой бунт. В египетской же армии при фараонах XXVI династии состав наемных войск был весьма значителен и настолько, что мог противостоять всем вооруженным силам Египта в течение продолжительного времени. В египетской армии соперничество между воинами из коренного населения и наемниками было острым. Такая армия без твердого и крепкого руководства была обречена на поражение.
Шум снаружи привлек внимание Дария, и он звучно крикнул:
— Эй, в чем дело?
В походный шатер копьеносца царя ввалились сарбазы. Они с трудом удерживали рвущегося из рук человека.
— Фанет? — изумился Дарий и обрадовано воскликнул:
— Да отпустите же вы его, ослы!
Когда сарбазы выполнили приказ и отпустили Фанета, тот пошевелил плечами, болезненно сморщился, а затем влепил по звонкой оплеухе и сарбазу справа, и сарбазу слева. Дарий закатился смехом и, махая руками, едва проговорил каким-то плачущим фальцетом:
— Подите прочь! Оставьте нас! Ой, не могу!
Растерянные сарбазы, держась за покрасневшие щеки, неловко повернулись и вышли из шатра. Продолжая смеяться, Дарий сделал приглашающий жест рукой, и Фанет прошел в глубь шатра и удобно расположился на тахте, покрытой звериной шкурой с густым мехом. Дарий, наконец успокоившись, хлопнул в ладоши. Вошел чернокожий раб с кольцом в носу и склонился в глубоком поклоне перед хозяином.
— Принеси вина и еды!
Раб быстро, сноровисто выполнил повеление своего хозяина и, отвесив поклон, удалился. Дарий разлил в фиалы вино. Фанет жадно выпил и налил еще сам себе. Выпил и снова наполнил чашу.
— Я очень рад, Фанет, я очень рад, что ты откликнулся на мой призыв.
— Я обещал твоему отцу быть в дружбе с тобой, Дарий.
— Как тебе передали послание? Воин, которому я поручил передать послание, не вернулся.
— Да? Во время стычки он передал мне послание, и нас разметало в стороны. Убили, наверное...
У Дария был зоркий глаз, и он наблюдал за столкновением между персами и гарнизоном с возвышенности, но он ничего не сказал Фанету. Да и что значила жизнь какого-то сарбаза для такого человека, как Дарий, который страстно стремился к высоте, и ему было все равно, что творится там, внизу.
— Отец сообщил мне о разговоре с тобой, и, когда я увидел тебя в бою, — решение пришло немедленно. Я сказал о тебе Камбизу...
— Понимаешь ли, мне нелегко принять решение. Впрочем, отступать, наверное, уже некуда... Дарий, сражаясь в армии великого Кира, — я познал славу и хмель побед, обрел настоящих друзей и отдал всю свою молодость. А сейчас я растерял друзей и обречен на горечь поражения... отступать некуда.
— Я буду откровенен, Фанет. Камбиз не Кир! Он велел передать тебе, что его милость превзойдет по своей щедрости милости его великого отца. Но знай, что самая важная услуга может вызвать его благоволение, но только на какой-то срок. Повторяю, на какой-то срок, не больше. Он не знает, что такое постоянство. Не пожалеешь, Фанет?
— Я же сказал, что мне уже отступать некуда. Мне нечего от тебя скрывать — плохо мне сейчас там, у египтян. Но не говори об этом Камбизу... помоги старому греку набить себе цену при торговле. Помоги советом, Дарий, скажи, каков он из себя, мой новый господин? Я не о внешности... помню, бледный такой, глаза змеиные, немигающие, наверное, не изменился?
Дарий задумался. Почесал бородку и пожал плечами.
— Трудно сказать... Непонятный! Вспыльчив? О, да! Но и то же время может проявить железную выдержку. Осторожен? Да. Но может рискнуть всем! Безрассудно! Жесток? Конечно! Но по какому-то капризу может простить и убийцу, покушавшегося на него. Или вот. Когда он отправлял Гобрия к массагетской царице, он предложил ему самому отобрать в казне все, что он пожелает и сочтет нужным. И я уверен, что, если бы Гобрий пожелал забрать всю казну до последней крупинки, Камбиз своему слову не изменил бы, а
