— Например?
— Например, дифференциальное уравнение. Или, скажем, порядочный интеграл.
Когда с прежней чарующей легкостью, без бумаги, в уме Антон Пульвер принялся щелкать дифференциальные и интегральные уравнения, одно сложнее другого, чем окончательно посрамил калькулятор, Жильцони уверовал, что на этот раз длинный Биг не ошибся, и уравнение мира уже не за горами.
Только как приступить к нему, к этому уравнению?
— Можно посмотреть, чем вы увлекаетесь? — спросил Альвар и показал на стеллажи.
— Прошу, — сказал Антон.
Жильцони подошел к полкам и вытащил книгу, которая стояла с края.
Альвар перешел к другому стеллажу. Он так рьяно перебирал блоки и книги, что это заинтересовало Пульвера.
— Вы что-то ищете? — спросил он.
Жильцони смешался:
— Меня интересует одна вещь…
— Какая же? — спросил Пульвер, настроившийся на благодушный лад.
— Я не вижу у вас книг по физике.
— А зачем они?
— Я хотел… Я думал, что если ваши изумительные математические способности простираются и на область физики… — Альвар умолк, не зная, как закончить фразу, но его выручил Пульвер.
— Напрасно ищете, молодой человек, — сказал он.
Жильцони вопросительно посмотрел на клерка.
— Эту науку не терплю, — пояснил Пульвер.
— Физику? — внезапно охрипшим голосом спросил Жильцони. Антон Пульвер не терпит физику? Быть может, это просто неудачная шутка?..
— Да, да, физику, — раздраженно произнес Пульвер и принялся расхаживать по комнате.
— Почему?
— Давать пояснения — не в моих правилах, — сказал Пульвер. — Но вам, так и быть, поясню, — добавил он, внимательно посмотрев на лицо Альвара. Вы, наверно, в прошлом занимались физикой? А возможно, и сейчас занимаетесь ею?
Альвар кивнул.
— Я так и думал, — продолжал Пульвер, — и поэтому хочу сделать доброе дело.
Жильцони прислонился к стеллажу.
— Физика! — неожиданно выкрикнул Пульвер. — Физика! Наука о природе. Как будто несчастный человеческий ум сможет когда-нибудь познать природу до конца! Как будто недостаточно опыта нескольких тысячелетий, чтобы познать, наконец: каждая частная разгадка ставит десятки новых вопросов, ответ на каждый из чих выдвигает сотни иных задач, и так далее, до бесконечности… Человечество похоже на ребенка, заблудившегося в лесу. Ему бы повернуться и идти назад, след в след. Тогда бы еще был какой- нибудь шанс спастись. Но он беспечно топает вперед, раздвигает кусты и любуется сорванным цветком, не понимая, что каждый шаг вперед приближает роковой исход.
Альвар облизал пересохшие губы. Где-то слышал он или читал эти слова, эти цветистые фразы?
— Мальчишка заблудился, я понял это давно! — продолжал Пульвер, останавливаясь перед Альваром, и непонятно было, кого он имеет в виду: человечество, себя или Жильцони?
Может быть, Пульвер темнит? След заметает?
— Ваши предпосылки неверны, — сказал Альвар.
Комната — сплошная глыба духоты — медленно кружилась, это раздражало его, мешая сосредоточиться.
— Вы занимаетесь единой теорией поля? — вдруг спросил Пульвер, остановившись перед ним.
— Да.
— Мой вам добрый совет — бросьте! — посоветовал Антон. — И чем скорее, тем лучше.
Николас и Эльгар недоуменно переглядывались.
Младший клерк стоял перед Жильцони, и со стороны казалось, что это вышедший из себя учитель отчитывает нерадивого ученика.
— Но вы-то сами, похоже, были не так благоразумны, — отчеканил Жильцони.
— То есть?
— То есть другим вы раздаете советы оставить науку, а сами все-таки вкусили от древа познания нашего мира, — медленно произнес Жильцони, в упор глядя на собеседника. Ему показалось, что Пульвер вздрогнул.
— Заблуждаетесь, мой молодой друг, — сказал Пульвер. — Этот плод мне вкусить не пришлось.
Жильцони решил играть ва-банк:
— Думаете, я не догадался, почему у вас нет ни единой книги по физике? Вы специально их уничтожили, чтобы никто не догадался о вашем открытии.
Альвару показалось, что в глазах Пульвера мелькнуло выражение безумия.
— Знаете, в чем трагедия Эйнштейна? — произнес Пульвер. — В том, что он слишком рано родился. К первой половине двадцатого века физика накопила слишком мало фактов о мире атомного ядра. Знаете, в те годы этот мир в ученых статьях именовали странным. В ученых статьях! Разве один этот штрих — не свидетельство бессилия? Гений не может не опираться на факты. Любой великий ум неизбежно ограничен своим временем. Пьедестал для него уровень современной науки. А если пьедестал слишком низок — может ли человек дотянуться до вершины, даже если он великан?
Пульвер перевел дух и закончил:
— Мне повезло больше, чем Эйнштейну. Ко второй половине нашего века наука накопила целый Монблан экспериментальных данных, неизвестных Эйнштейну. Могу сказать, научных фактов было столько, что их не вмещало самое пространство, которое от пытались объяснить…
Альвар уже почти не слушал Пульвера. Он думал о том, ка-с выжать из младшего клерка нужную информацию. Похоже, он не собирается добровольно ею поделиться.
Придется пустить в ход сигареты, пропитанные цеоном. Малая доза человек утрачивает волю. Крупная — впадает в бессознательное состояние. Крупная доза пока ни к чему: Альвар не собирался похищать младшего клерка. Нужно было выяснить уровень его знаний по теоретической физике. Рассчитывать на то, что этот уровень сможет в будущем повыситься, не приходилось ввиду почтенного возраста Пульвера.
Теперь нужно было изолировать Пульвера от Николаса и Эльгара. Альвар вытащил из кармана пачку сигарет, не распечатывая ее.
— Разве ты куришь? — спросил Николас.
— Курю, когда волнуюсь, — отрывисто произнес Жильцони.
Что правда, то правда: волновался он сейчас здорово.
Похлопав себя по карманам, Жильцони заявил:
— Вот беда, спички в гостинице забыл.
План Альвара основывался на том, что ни Эльгар, ни Николас не принадлежали к племени курильщиков. Пульвер тоже, кажется, не курил.
— Пойдемте на кухню, — предложил Антон. — Там электрозажигалка.
На кухне Жильцони вытащил сигарету, закурил и выпустил небрежно дым в сторону Пульвера. В воздухе поплыло синеватое, еле заметное облачко.
— Странные у вас сигареты, — сказал Пульвер.
— А что?
