– Надсмотрщики собрались, отец, – сообщила Калос.
Отобрав тридцать мечей, Сильвин с помощью дочери вынес их в рабочую комнату, где ждали его вызванные люди. Уложив мечи на скамьи, Калос вышла.
– Я даю вам эти мечи, – обратился вилик к собравшимся, – потому что Спартак близко, а что на уме у наших людей, известно только богам. Они хмуры и о чем-то шепчутся. Если с господином случится что- нибудь недоброе, всех нас казнят. Вы это знаете. В случае бунта защищайте хозяина этим оружием, а пока спрячьте мечи под туники, чтобы не раздражать людей. – Он проверил, как надсмотрщики, прямо на тело, надели перевязи с деревянными ножнами. – Хорошо. Теперь соберите на площадку перед эргастулом всех мужчин. Женщины пусть идут спать. Помните, – напутствовал он уходящих надсмотрщиков: – если хотите спасти своих близких, защищайте господина, не щадя собственной жизни.
Вилик остался один, держа свой меч в руке. «Если убьют хозяина, – думал он, – всех нас могут распять. И все же мне противно надеть этот меч». Он хотел уже положить меч на скамью, но вдруг представил себе лица жены, дочерей, Александра, искаженные мукой пытки… Он сделал движение, чтобы надеть перевязь.
– Ну, будешь ты когда-нибудь умываться и ужинать? – подошла к нему Билитис.
– Да, умываться буду. А ужинать – нет. – Вилик отбросил меч: – Спрячь его. Я не могу поднять руку на своих братьев.
– Ну, слава богам! – вздохнула вилика, поднимая меч. – А я уж боялась приступиться к тебе – такой ты стоял мрачный. Все обойдется, не думай ни о чем.
Быстро умывшись, вилик поспешил к эргастулуму.
Более ста рабов стояли полукругом, в центре которого возвышался столб для бичеваний. Усталые после работы, они переминались с ноги на ногу, презрительно поглядывая на Мардония и Долговязого.
Глава 3. Бунт
Наступил час экзекуции. Мардоний взял двух рабов и отправился за Клеоном. Он боялся, что мальчишка будет сопротивляться и одному ему с ним не справиться. Раны от укусов Льва ныли, но Мардоний старался глядеть бодро, чтобы хозяин не приказал кому-нибудь другому бичевать мальчишку.
К его удивлению, Клеон поднялся по первому слову и послушно двинулся к выходу.
Выйдя из темного подвала, Мардоний разглядел, что мальчик умыт и причесан, и с неудовольствием подумал о своей оплошности:*«И как это я забыл, что Билитис помешана на чистоте… Надо было предупредить ее, чтобы не отмывала грязь и кровь с лица мальчишки. Когда мы его запирали в эргастул, он больше походил на преступника».
Увидев столб и множество людей, собравшихся во дворе, Клеон подумал, что теперь уж никто не сможет ему помочь. Он опустил голову, стыдясь устремленных на него глаз.
Подведя Клеона к столбу, Мардоний стащил с него тунику. Мальчику показалось, будто сотни взглядов вонзились в его обнаженную спину. Ему уже слышался свист бича, он чувствовал, как вспухает на коже кровавый рубец… От унизительной мысли, что он не выдержит и будет на глазах толпы корчиться под ударами бича, у Клеона на глаза навернулись слезы. Но по рядам собравшихся пронесся еле слышный ропот. Клеон поднял голову, прислушиваясь. Надсмотрщики тревожно переглянулись. Но рабы уже умолкли: из сада выходил Станиен в сопровождении Хризостома и слуг. При виде хозяина Клеон рванулся, и в тело его впились веревки.
Хозяин опустился на ложе за спиной Клеона. Мардоний, прихрамывая, подошел к Станиену:
– Можно начинать, господин?
– Пусть сперва вилик объяснит им, – кивнул в сторону собравшихся Станиен, – потом начнешь ты. – Он махнул вилику, и Сильвин, побледнев, вышел на середину площадки.
С трудом выдавливая слова и стараясь не глядеть на собравшихся, он обратился к рабам:
– Господин повелел, чтобы все видели, как будет наказан тот, кто, подобно этому сицилийцу, решится бежать в шайку рабов, восставших против Республики. Кроме того, старший пастух обвиняет его в краже ягнят…
– Он невиновен… – прокатился по рядам глухой ропот.
Клеон, с болью слушавший вилика, вздрогнул от радости:
«Они знают! Кузнец им рассказал!.. Они защитят меня!»
Александр, боясь отца, остался в доме. Он высунулся в окно, чтобы лучше видеть, как по рядам заметались надсмотрщики, и приподнялся на ложе хозяин, а Мардоний втянул голову в плечи, словно ожидая удара… Но вот, повысив голос, снова заговорил его отец, и Александр насторожился.
– Сицилиец воровал ягнят. Это еще увеличивает его вину, – добавил вилик.
«Как ему не стыдно! – возмутился Александр. – Он же знает правду!»
– Он невиновен… – снова раздались возгласы в задних рядах, куда не успели добраться надсмотрщики.
– Я невиновен, – громко сказал Клеон. – Боги свидетели: никогда не брал я чужого.
Стараясь заглушить его слова, Мардоний выкрикнул:
– Здесь есть живой свидетель! Второй пастух этой сотни! Честный, правдивый малый. Он первый заметил воровство. Дозволь говорить ему, господин.
Станиен уже раскаивался, что пренебрег советами Луция, Хризостома и вилика, и теперь, услышав, что против сицилийца есть второй свидетель, обрадовался: сейчас этот пастух все расскажет, и рабы успокоятся. Только не надо отступать перед ними.
– Пусть говорит, – кивнул он, стараясь казаться хладнокровным.
– Эй, Долговязый! – позвал Мардоний.
