Я дрался с асами люфтваффе. На смену павшим. 1943—1945.

особенно Як-3. Если там сидит опытный летчик, то сбить его не­возможно: настолько он был маневренный, но и Як-7Б тоже были серьезными машинами.

—  Вешали вам на «кобры» бомбы?

—  Нет. У нас не было бомбодержателей.

—  Летали с подвесными баками?

—  Да. Перегоночный бак на «кобре» был только для перегонки. Он ставился посередине под фюзеляж. Мы его заправляли, когда гнали самолеты из Красноярска по специальной трассе.

—  С англичанами и американцами приходилось общаться, воевать вместе?

—  Мы встречались с англичанами, они были не у нас, а у моряков во Втором гвардейском. Как-то мы по­пали в Мурманск, там с ними встретились, устроили грандиозную пьянку. Водку было трудно достать, пили одеколон. Если его водой развести, то получалась та­кая мутная жидкость, которую называли «белый плато­чек». Напились все капитально... Так что нормальные были взаимоотношения. Что летчикам делить?

—    Чем занимались в свободное время?

—  Сидели байки травили. Кто любил выпить, тот вы­пивал. Как, например, наш Петр Аксентьевич. Помню, один раз погоды нет, а значит, нет полетов. Сидим в землянке, собираемся на танцы идти. А летали тогда в ватных брюках и в канадских куртках. На танцы же не пойдешь так. Каждому летчику командир БАО из не­скольких солдатских брюк сшил бриджи. Я свои ищу — нету! Говорю: «Петр Аксентьевич, ты не видел мои брю­ки?» — «Какие?» — «Темно-синие бриджи». — «А позав­чера, помнишь, я принес пол-литра? Так это твои брю­ки были». Вот так!

Таких любителей было немного. Кутахов, скажем, не пьянствовал и не любил это дело. А я, например, вооб­ще пить не могу — сильно потом болею. И тогда не пил и не курил. Отдавал свои 100 граммов другим летчи­кам, а потом мне стали давать вместо водки плитку шо­колада. А знаешь, как впервые я попробовал алкоголь? Это было на финской. Один наш техник ухитрился полу­чить бочоночек спирта, когда мы улетали на Север. Мо­розы были такие, что водка замерзала! Ее присылали в чекушках по 100 граммов. Если мороз был свыше 40 градусов, то в этой бутылке выпадали кристаллы льда. В этом случае бутылку отогревали руками, пока они не растают, и пили.

А летали-то мы на Р-5, в открытой кабине. Конечно, у нас были специальные маски с прорезями для глаз. По­верх них нужно было надевать очки, но они сразу запоте­вали, поэтому мы без очков летали, прячась от ветра за козырьком кабины. Нос и руки были у меня обморожены...

Перед перелетом на Север техник мне говорит: «Те­бе надо обязательно выпить, а то пропадешь. И надо спирт пить, а не водку, эту гадость. Немножко налить в стакан, вдохнуть, выпить, сделать выдох и водичкой за­пить. Давай?» Я согласился попробовать. Он мне на­лил. Я выпил и не могу ни вдох, ни выдох сделать. Он говорит: «На, запей водой». А вместо воды налил водки. Ошибся! Я чуть не помер тогда. Ужас! Зато сразу понял, что спиртное — это не мое.

Мне и без водки удавалось расслабляться. Даже после боя. Мы с ребятами шутили, веселились, даже танцы устраивали. Ведь нам потом в полк девушек да­ли. Мужчин всех забрали в пехоту, а вместо них при­ слали девушек. Один раз прилетал ансамбль песни и пляски к нам на Север. Когда они ехали, их пробомби­ ли, никого не убили, но попугали здорово. Мы в это время стояли в Африканде. Они приехали к нам давать концерт. После него был ужин, с выпивкой, как положе­но. Братия напилась и давай стрелять. Началась пани­ка. Я говорю: «Спокойно, это Гвардия развлекается!»

Что еще рассказать о фронтовом быте... Суеверий у нас особо не было. Только перед вылетом не фотогра­фировались. И вообще мало фотографировались. А брились как положено. С этим у нас примет связано не было. Талисманов тоже никаких не заводили.

—  Романы на фронте были?

—  А как же. Сколько я пострадал из-за этих рома­нов, не дай бог...

—Политическаяработамного отнимала времени?

— Нет. Такой был у нас случай, прислали нам осво­божденного секретаря парткома. Он не был летчи­ком — такой лапоть. И вот, когда открыли союзники Второй фронт, у нас, как обычно в подобных случаях, собрали митинг. Там говорили о том, что союзники на­конец-то открыли Второй фронт и высадились во Фран­ции под руководством генерала Эйзенхауэра. И, зна­чит, помимо прочих, выступает этот секретарь партко­ма. Он говорит: «Товарищи, наконец-то союзники нам помогают, открыли Второй фронт под руководством ге­нерала Эзенахера...» Весь митинг упал от хохота. После этого его так и прозвали Эзенахер.

Вот вам и политическая работа... Нет, она много крови не портила. Нормально мы жили.

— Фотокинопулеметами пользовались?

— Да, они были. Фотокинопулемет имеет задержку, и если я уже отпустил гашетку, пулеметы не стреляют, а фотопулемет еще несколько секунд продолжает ра­ботать, специально, чтобы увидеть результат. Но когда идет маневренный бой, то ничего не увидишь, ты ведь на месте не стоишь. Поэтому сбитые в основном под­тверждали наземные войска, посты ВНОС. А если лета­ли группой, то подтверждали летчики группы. Но нам не всегда верили. Направляли разведчиков, чтобы те подтвердили. А если над морем сбили, тут уж некому было подтвердить.

У нас в полку был принцип, которого в других полках не было. Если на задание вылетала группа и сбивала самолет, то эту победу писали всем летчикам группы. Потому, посмотри, у меня записано в группе 26 сбитых самолетов, а лично сбитых только четыре. Понимаешь? Мы за личными счетами не гнались. Важно не записать себе сбитый самолет, а сохранить группу, своих летчи­ков. Пусть даже меньше сбить, черт с ним! Но главное, чтобы все остались живы. Это было абсолютно пра­вильно. Да, конечно, получалось, что счета у всех лет­чиков большие, а сбили, в общем-то, немного. Если суммировать всех летчиков, то получается огромная цифра. Так нельзя. Мы все считали точно и честно, не старались обмануть кого-то. Запись сбитых всей груп­пе — это была защита дружеских отношений, духа кол­ лективизма, чтобы летчики не рвались геройствовать поодиночке, стремясь награды заработать. Конечно, были и те, кто себе хотел приписать победы. Напри­мер, Кривошеев [Кривошеее Ефим Автономович, Воевал в составе 19-го гиап (145-го иап). Всего за время участия в боевых действиях выполнил 96 боевых вылетов, в воздушных боях сбил 5 самолетов лично и 15 в группе. Герой Советского Союза (посмертно), награжден орденами Ленина (дважды). Погиб в воздушном бою 9 сентября 1942 г. при та­ране самолета противника], который старался себе насбивать. Мы все равно старались его прикрыть, но не уберег­ли — погиб...

А этих четырех я как сбил? К примеру, один раз вы­летели мы группой на задание. Мы тогда еще на «лаг-гах» летали. У меня был замечательный самолет, пяти­точечный первых выпусков, хорошо отполированный, почти черный, с пятнами. Я его «коброй» называл, хотя «кобр» у нас тогда еще не было. Я уже говорил, что очень хорошо видел, и разглядел разведчика. Кутахов мне говорит: «Ну, если видишь, давай!» Я набираю вы­соту больше шести тысяч. Без кислорода! Мы ведь обычно всегда летали низко, а тут я за разведчиком по­лез. Лечу вдоль железной дороги. Стал догонять этот «Дорнье-215». Он вначале ровно шел, фотографировал, что ему надо было, меня не видел. Наконец немецкий стрелок увидел меня, начал стрелять. Я старался не­множко маневрировать, чтобы подойти поближе. Ну, подошел и как ему врезал. Он задымил, перешел в пи­кирование, я за ним. Так и пикировали, пока он не упал.

Однажды послали меня сопровождать нашего раз­ведчика Пе-2. Самолетов не было, и я вылетел один. Мы уже обратно возвращались. Я шел сбоку-сзади и выше со стороны солнца. И тут раз — пара немцев. Они догнали этот разведчик, а меня не увидели. Я сверху спикировал и одного сбил на глазах у этого Пе-2. Вто­рой немец спикировал и ушел. Этого мне засчитали, а порою с подтверждением было очень трудно. Собьешь, а внизу населения нет, никто не видел...

Наш 145-й, ставший весной 1942 года 19-м гвар­дейским, авиаполк был посильнее соседнего 20-го гвардейского (бывший 147-й иап). Потери в нем были намного выше, чем у нас, и где-то в августе 1942 года меня перевели туда на усиление. Я не хотел туда ехать, но Туркин, командующий ВВС 14-й армии, прислал У-2, буквально с приказом: «Связать Гайдаенко и отвезти в 20-й полк». Что тут сделаешь?

В 20-м полку к тому моменту из старых летчиков ни­кого не осталось, и прислали молодых ребят, только из училищ. Много, конечно, сейчас вранья о наших поте­рях в первый период войны. Но много и правды. Били нас немцы, ох, как били! Почему? Сами судите. В это время 20-й полк отвели с аэродрома