командуйте, чтоб дорогу нам дали! А не то перебью всех, а остальных Талька заколдует! Ну, кому сказано?!.
– Кого – остальных? – спросил Талька. – Ты же сказал, что всех перебьешь.
– Их бить, – вполголоса отозвался Бакс, – что детей малых... Нельзя их просто так бить, Таля, гнусно это...
Договорить ему не дали. Хлопнула дверь в Книжном Ларе, подтаявший людской айсберг колыхнулся, вновь смерзаясь от страха и любопытства в единый монолит – впрочем, по-прежнему разрезанный надвое – и по этому нетронутому проходу к столбу двинулся человек в широком складчатом одеянии.
Белом с серебром.
– Глава! – завизжал от восторга молодой Страничник. – Глава!..
– А-а-а-а... – эхом отдалось в толпе.
– Глава! – нестройно подхватили остальные Страничники. – Наконец-то! Держись, выползни да отступники – Глава вам сейчас покажет!
Сверкающее одеяние искрилось на солнце, и люди у столба невольно жмурились.
– Покажи, Энджи, – шептал Бакс, не двигаясь с места и неотрывно следя за приближающимся Главой, – покажи... что ж ты нам покажешь? Покажи нам что-нибудь, милый Энджи, голубь господен, а мы посмотрим... Энджи, Энджи, друг ситный, Глава Книжкина...
И лицо Бакса плавилось странной смесью надежды и недоверия, и жестокой любви.
Глава был уже в дюжине шагов от столба, когда лучник двинулся на перехват, почему-то не поднимая лука. Так они и замерли: суровый охотник, чьи руки неподъемной тяжестью оттягивала стрела с раздвоенным жалом, и ослепительно-холодный Глава, словно зимний день в самый разгар лета.
– Ну что, Ах-охотник, – голос Главы был надменен и спокоен, – на пути моем встал?
– Встал, – глухо отозвался Ах после долгой паузы. – И теперь я на Пути Твоем стою, а ты, Глава, поперек него идешь.
– Так... – Глава повертел в узких пальцах тросточку с замысловатой резьбой, не обращая внимания на столб с Ингой, на звенящего от напряженного ожидания Бакса, на Тальку с подозрительно блестящими глазами...
– Так... Не успеет, так сказать, пропеть петух, как трижды отречешься от меня. Что, и стрелять в меня станешь, Ах-пророк? Имей в виду, я твою стрелу на себя не возьму. В себя взять – еще ладно, а на себя – дудки!
– Стану, – слово это далось охотнику с трудом, но наконечник стрелы медленно пополз вверх и остановился на уровне груди Главы. – Еще шаг – и стану. А потом на нож упаду...
Истошный визг разорвал тишину – и Лишенный Лица запечник Болботун взбесившейся мышью кинулся к охотнику. С разгону он промахнулся, врезался всем телом в ногу Главы, на мгновенье обхватил эту ногу, ткнулся лбом в голень, бормоча какие-то свои непонятные слова – и снова бросился к опешившему Аху, норовя зубами вцепиться тому в щиколотку.
Ах испуганно отскочил, стараясь не наступить на разгневанную бестию, но через секунду ему пришлось уворачиваться от ржавого ножа подвальника Падлюка, ринувшегося на защиту друга – и вдруг все остановились, тяжело дыша и ошарашенно глядя на Главу.
Глава хохотал. Он хрюкал, приседал в изнеможении, хватаясь за живот и клокоча горлом; слезы текли по его лицу, смывая личину Главы, презрительно-величественный грим, и это покрасневшее, смеющееся лицо было так хорошо знакомо Баксу, что тот сначала сдержанно булькнул, а потом не удержался и зашелся тем же громоподобным и неудержимым смехом.
– Бакся... – стонал Анджей, задыхаясь и повизгивая. – Баксик, родной, это ведь священная война! Это джихад, Баксик, это газават, крестовый поход верного апостола Болботуна против трижды еретика и отступника Аха!.. а этот, этот... Падлюк Львиное Сердце... ой, умру сейчас без перерождения!.. да чего ж вы ржете-то, олухи, я ж сдохну, на рожи ваши глядя...
Страничники оторопело смотрели на живое оцепление столба, содрогающееся в пароксизмах дикого хохота – даже обиженный и ничего не понимающий Ах начал неуверенно улыбаться – и вскоре до них постепенно стало доходить, что ситуация развивается как-то не так.
Очень даже не так.
– Эй, Глава! – крикнул молодой Страничник. – Ты хворост жечь будешь или как?
– Сам жги, пожарник, – отмахнулся от назойливого Страничника Анджей. Он взмахнул своей тросточкой, которая мгновенно запылала почище иного факела и швырнул ею в Белого Брата.
Тот неловко попробовал поймать горящую трость – и огонь неожиданно лизнул развевающийся край его рукава. Шуршащая ткань тут же вспыхнула, пламя перекинулось по плечу на капюшон...
– Горю, – очень тихо и очень серьезно сказал Страничник. – Ой, мамочки, в самом деле горю...
Он вдруг надсадно заверещал недорезанной свиньей, заметался на месте – испуганные Страничники бросились врассыпную – потом промчался мимо остолбеневшего Анджея, налетел на Щенка Кунча, сбив того с ног, и сослепу вломился в хворост, окружавший столб с Ингой.
Сушняк немедленно занялся, выстреливая все новыми языками пламени, шарахнулись в сторону Черчек с Вилой, закрываясь от жара ладонями; в непонимающих глазах Анджея отразился черно-сизый дым, так похожий на туман Переплета, закричал Талька, гулом отозвалась толпа, взревел Книжный Ларь...
Что?!
...Если бы кто-нибудь потом спросил Бакса, на что это было похоже, Бакс ответил бы:
– На паровоз. С пьяным в стельку машинистом.
Если бы о том же спросили Черчека, старик сказал бы:
– Дракон это был... змей поганый.
И хмыкнул бы, топорща усы.
Но их, как и Ингу в свое время, никто не спрашивал. Тогда не до расспросов было, а позже – и подавно.
Словно смерч пронесся от Ларя к горящим вязанкам, сбивая по дороге людей, как кегли; хворост полетел в разные стороны, немилосердно дымя и чадя, затрещал и опасно накренился столб, не своим голосом заорал Зольд Рыжеглазый, сбитый с ног и резво ползущий подальше от...
В эпицентре учиненного разгрома, у поваленного столба стоял Зверь.
Тяжело вздымалась клиновидная грудная клетка, грозно топорщился теменной гребень, и узкий раздвоенный язык, напоминающий жало Аховой стрелы, нервно облизывал морщинистые губы.
Ингу Зверь держал, как франт держит плащ – небрежно перекинутой через одну лапу.
– Ну, ребята, – протянул Зверь, склонив морду к чешуйчатому плечу, – вы даете... Как дети, в самом деле – ни на минуту самих нельзя оставить... а если б я не успел?
Одна из дымящихся вязанок зашевелилась, и из-под нее выбрался молодой Страничник.
Свежепогашенный.
И тихий-тихий.
Как копченая рыба.
3
...Они опускались все ниже и ниже, идя бесконечными подземными переходами Ларя. Первым вперевалочку ковылял Зверь. Плохо верилось, что именно эта неуклюжая туша, ростом лишь немного повыше высокого человека – что именно она совсем недавно живой торпедой мчалась через людское столпотворение; и трещал, не выдержав столкновения, заговоренный столб полтора локтя в диаметре...
За Зверем, глядя в чешуйчатый затылок, шел Анджей. На руках он нес обмякшую Ингу. Удивленно шелестело белое с серебром одеяние, словно примеряясь к новому, уверенно-тяжелому шагу бывшего Главы; Бакс, поначалу было предложивший свои услуги по переноске потерявшей сознание Инги, все поглядывал на совершенно прямую спину Анджея и лишь восхищенно качал головой. Да еще думал о чем-то своем.
На шаг отставая от Бакса, двигалась озабоченная Вилисса, непрестанно оглядываясь по сторонам. Что- то тревожило возродившуюся ведунью, чем-то тянуло от стен Ларя, от однообразия коридоров – тянуло
