— Как музыкант, Жэка из тех, которые ничего не изобретают, — говорит Чиж. — Он умеет импровизировать, но делает это крайне скупо. Но если я играю и знаю, что он сзади или сбоку, я могу туда даже не смотреть. Такой человек очень нужен в каждом бэнде.
Впрочем, поиграть вместе им не удалось. В 1979 году Клемешов поступил в консерваторию, и Чиж занял его место в 'Урфин Джюсе'.[18] У «джюсов» был лучший в городе аппарат. Одними из первых они начали копировать Deep Purple, Grand Funk Railroad и даже замахнулись на рок-оперу 'Jesus Christ Superstar'. В системе координат Дзержинска эта группа считалась высшей точкой карьеры музыканта. Прыгнуть выше было некуда — только если податься в Москву.
К тому же «УД» считался в городе самым дорогим коллективом. За танцевальный вечер он запрашивал 150 рублей. Получая из общего котла свои 70 рублей в месяц, Чиж целиком тратил их на пластинки и бобины. Ради этого он был готов четыре раза в неделю, включая субботу и воскресенье, трястись на электричке до станции Сейма (репетиции проходили в Доме культуры местной птицефабрики)
— Серега очень хотел там играть, и это, уверен, сказалось самым положительным образом, — говорит Клемешов. — Закон тут простой: если ты хочешь расти как музыкант-профессионал, ты всегда должен играть с теми, кто сильнее тебя.
'Джюсы' посадили Чижа за барабаны, которые не являлись для пацанов 70-х самым выигрышным инструментом.
— Гитаристов тогда было, как собак нерезаных, — вспоминает Баринов, который сам начинал как ударник. — Все почему-то рассуждали так: 'Клавиши — что за инструмент?.. Стоит стол на четырех ножках, и кто-то там чего-то нажимает. Несолидно! А барабанщика и вовсе не видать… Нет, надо, чтобы девчонки смотрели, как я на гитаре играю!'.
Ударников даже подкалывали куплетом Аркадия Северного:
Но Чиж всерьез взялся за дело. Чтобы технично «стучать», он посещал занятия, которые проводил в музучилище пожилой еврей-барабанщик из Горьковской консерватории, и даже получил специальный диплом.
Именно в 'Урфин Джюсе' Чиж познакомился с Димой Некрасовым. Гитарист-самоучка, он был на год младше Чижа, закончил единственную в городе школу с английским уклоном и учился в горьковском институте. Его манера игры была заметна даже в Дзержинске, и без того богатого классными инструменталистами. ('Ум-то у него крепкий, — говорит Баринов, — у него ни одного аккорда нормального нет. Все с какими-то выкрутасами').
Осенью 1980-го Некрасова — как 'восходящую рок-звезду Дзержинска' — пригласили поиграть в «УД». На первой же репетиции они встали с Чижом у окна и 'зацепились языками' часа на три: выяснилось, что оба до умопомрачения любят Beatles. Симпатия была мгновенной и взаимной. 'Будто мы с рождения вместе, — говорит Дима. — Совсем не притирались'. Вдобавок оказалось, что они живут по- соседству, буквально через дорогу.
Но главный сюрприз заключался в том, что Некрасов писал песни. Чиж был поражен не столько этим фактом, сколько самими мелодиями, в которых как будто «переночевал» Маккартни периода Wings. ('И «ранний» там тоже ночевал, — подтверждает Некрасов. — Но это было не подражание, а, скорее, влияние на уровне подсознания'). Среди советских композиторов 70-х ближе всех по стилю к нему был ленинградец Виктор Резников. Песни этого бывшего учителя физкультуры, которые исполняли молодые Михаил Боярский, Алла Пугачева и Лариса Долина, всегда отличали сложные, небанальные гармонии, неожиданные переходы в другую тональность без малейшего признака «швов», и вместе с тем — красивая, воздушная мелодия.
— Димка, конечно, самородок, — говорит Чиж. — Я-то ладно, я-то еще где-то чему-то учился, а он же вообще ничего не знал!.. Приходит: 'Вот, я новую песню написал'. Он поет, а я просто за голову хватаюсь — я не понимал что и откуда берется. И это притягивало к нему, конечно. Мне хотелось «ваять» также, как он…
До встречи с Некрасовым попытки Чижа сочинять носили хаотичный характер. Свою первую песню он написал в 16 лет. ('Она была про девушку. Говно редкостное. Я имею в виду песню'). Не забросить это занятие помог пример сверстников. Одним из них был Миша Клемешов. Несколько его песен Чиж исполнял в составе бэнда в ресторане «Черноречье». Еще один приятель по музучилищу, Андрей Егоров, первым в городе рискнул сочинять ритм-энд-блюзы. 'Трещало в очаге полено' на стихи Роберта Бернса стало даже хитом местного значения, его часто просили сыграть на танцах. Но по-настоящему, считает Чиж, на него повлиял именно Некрасов. Это был тот случай, когда соединились два куска 'обогащенного урана', и грянул мощный творческий взрыв.
— Они были просто одержимы друг другом, — вспоминает Ольга Чигракова, наблюдавшая их отношения со стороны. — Вместе что-то сочиняли, слушали музыку на непонятных магнитофонах, что-то один другому показывали. У них были бешеные, совершенно восторженные глаза. Мне кажется, им больше никто не был нужен.
— Единственное, мы разбегались днем, — говорит Чиж. — Димка уезжал в Горький, в институт, а я уходил в училище. А по вечерам мы все равно встречались.
Посиделки проходили попеременно друг у друга. Чаще у Чижа, у которого было пианино. У себя в квартире Дима подключал электрогитару «Musima» в радиолу «Беларусь», а Чиж подыгрывал ему на простой гитарке. Для настроения выключали свет, оставляя гореть ночник. Но гораздо больше, чем этот интим, совместному творчеству помогала атмосфера взаимного уважения. 'Мы друг друга щадили, — говорит Некрасов, — и никогда не критиковали'.
Первой песней, сочиненной совместно, стали 'Рыбки в аквариуме'. 'Однажды Серёга пришел ко мне, — рассказывает Некрасов, — и мы за полчаса написали этих «Рыбок». И сразу пошли гулять в лес. Потом это стало у нас традицией'.
(К счастью, тогда не была модной «голубая» тема, и соавторов не извели злыми насмешками. Тем не менее, характеризуя свое отношение к Некрасову, Чиж специально уточняет: 'Я не пидор, но Димку люблю').
Вопреки «поэтической» фамилии, Некрасову больше нравилось быть композитором, 'творцом мелодий' — тексты он считал всего-навсего 'записью настроения'.
Чиж в своих попытках стихосложения подражал, как многие наши рокеры, Владимиру Маяковскому.[19]
— Меня цеплял его железный ритм. Он припанкованный такой человек. Его очень интересно читать вслух чисто ритмически. Он вроде идет-идет, а потом как взломает всё это!.. Он не дает застояться. Этот прием в музыке называется полиритмией. Нечто подобное у Корней Иваныча Чуковского прослеживается — тоже человек, сдвинутый по ритму абсолютно…
Свои поэтические опыты Чиж до сих пор не решается назвать стихами:
