штаны в обтяжку из суперэластика; «страшные» тексты — сплошные гробы, черепа, кровь хлещет; крики со сцены поклонникам: 'Встретимся в аду!', — вся эта жуть была для вчерашних пионеров и комсомольцев в диковинку и затягивала на концерты, как в темный омут. Войдя в раж, фанаты ХМ ломали в залах кресла, били стекла, бутылки и морды друг другу. (Не случайно на разгоне буйных фэнов проходили обкатку будущие ОМОНы).
'Пятнадцатилетних, увлекающихся «металлом», еще можно понять, но когда этим занимаются в двадцать лет, то это, наверное, показатель умственной отсталости', — писала рижская газета 'Советская молодежь'.[33] Не самая кондовая в СССР, между прочим. Выходило, что 26-летний концертмейстер Чиграков, к тому же студент-заочник, женатый, имеющий ребенка — и вовсе последний дебил.
Собственно, в ряды «металлистов» молодая группа попала случайно. Это произошло в феврале 1987 -го, на I-м Дзержинском рок-фестивале. Исполнив сюиту 'Так будет', ГПД-шники, к своему удивлению, стали лауреатами и одновременно членами новоиспеченного городского рок-клуба. Кроме того, жюри вручило им грамоту 'За лучшую музыку'.
(Настоящими победителями — если это слово вообще применимо к музыкальному фестивалю — были как раз не они, считает Чиж, а группа 'УБ',[34] которая вышла в самом конце и сыграла обычное буги-вуги: 'Они «сваяли» это так легко и задорно, ничуть не хуже группы «Зоопарк». Я встал остолбеневший: 'Вот, ребята, музыка! Вот что кайфово!'. Все кисло говорят: 'Да, конечно. Только надо 'потяжелей'!..'. Но я тут же побежал к «УБ» и сказал: 'Ребята, вы ох**е!'. Меня тянуло к ним. Мы часто потом пересекались, и я играл у них на фо-но за кадром, хотя у них был свой клавишник…').
— Вот не вякни Лёня Казьмин тогда в микрофон, что «ГПД» — 'лучшая «металлическая» группа города', и, возможно, всё пошло бы в другую сторону, — убеждён Баринов.
Казьмин был одним из отцов-основателей фестиваля. Во-вторых, принадлежал к поколению ветеранов дзержинского рока. Поэтому к его словам прислушивались, а оценками дорожили — 'Спасибо, Лёня, будем теперь знать какие мы!..'.
— Но это ни в коем случае не было 'хэви-металлом'! — не соглашается Чиж. — Обычный хард-рок. Только более тяжелый. Как 'Rocka Rolla', первый альбом Judas Priest. Мишка Староверов приходит на репетицию: 'Вот, я песню написал'. Начинает показывать — там нет ничего от «металла». Просто красивая баллада. Быня подключается через педаль, и вот она уже звучит «тяжело», но, по сути, — та же самая баллада!.. Мы могли взять любую нашу песню и просто спеть под гитару на кухне. И этим, как мне кажется, выгодно отличались от большинства «металлических» бэндов.
Тем не менее 'heavy metal' с его яростными «запилами» пришелся по сердцу Быне. Он любил тянучие виртуозные соло Джимми Пейджа из Led Zeppelin, которого многие ХМ-гитаристы называли своим крестным отцом. Именно Быня и убедил всех двинуться вслед за отечественными флагманами модного стиля — «Арией», «Круизом», 'Черным кофе'.
Уже через месяц «ГПД» представила свое «тяжёлое» шоу — 'Здравствуйте, Хэви Метал!'. 'И если в первой программе у нас еще были какие-то стилистические отклонения, то дальше мы уже точно думали, что и как делать для того, чтобы следовать имиджу', — признались парни год спустя 'Нижегородским рок'н'ролльным ведомостям'.
— Мне-то на имидж было абсолютно насрать, — говорит Чиж. — Главное, чтоб музыка была. Но Быня настаивал на своем, и всё же настоял.
Придумывать свой внешний образ не было нужды: «металлисты», они и в Африке «металлисты» — кожа, заклёпки, гривы до плеч, 'боевой раскрас', как у Kiss.
Понятно, что в советских магазинах «металлическая» амуниция не продавалась, и каждый крутился, как мог. Баринов, например, быстренько смотался на малую родину, в Павлово — его родители трудились на заводе, где собирали известные всему СССР автобусы-'пазики'. Оттуда он вернулся с рулоном дерматина, которым обтягивали пассажирские сиденья.
— Я сшила Женьке зауженные брюки, — рассказывает его жена Наташа. — Не знаю, как он в них, бедный, ходил. Дерматин-то был кресельный, очень толстый. А в них же надо было сидеть за барабанами, ноги как-то сгибать…
Рулона хватило ещё и на рокерскую куртку — потом супруги Бариновы дружно клепали её на перилах лестницы. ('Были круглые клёпочки для упаковки тары, их таскали откуда-то с заводов', — вспоминает Наталья).
Об экипировке других «продлёнщиков» тоже позаботились жены. Самый крутой, по общему мнению, костюм был у Мишки Староверова: штаны и жилетка из натуральной (!) кожи. Причем, не «самостроки», а покупные — его Ирина давно работала в торговле и сумела каким-то чудом все это достать. Но сначала Майк выступал в синих зимних колготках, взятых у жены. Они облегали его, как балеруна, выгодно подчеркивая мужские достоинства. На концертах, по словам очевидцев, Миша смотрелся весьма живописно: 'Возьмет гитару, ноги расставит, башкой своей кудрявой замотает… Караул! Шоу!..'.
Наряд Чижа был скромней: черно-синие джинсы и бывшая армейская рубашка, «сваренные» на дому кустарным способом. (Это станет для него доброй традицией: никогда не заморачиваться, в какой одежде ты выходишь на сцену).
Законы жанра предусматривали эксперименты с гримом. По примеру «Алисы» парни начали с «обводочек» вокруг глаз, но вскоре так вошли во вкус, что стали расписывать чуть ли не пол-лица. И если у «Наутилусов», этих пионеров арт-макияжа в СССР, уже в 1985-м был свой гример-визажист, то дзержинцы прибегали к услугам верных подруг. Перед концертом те набивались в гримерку, и каждая занималась своим мужем — белила, раскрашивала, взбивала «ужасные» начёсы. Причем, используя свой собственный грим, лак для волос, помаду и тени — за ними специально ездили в Ленинград, в театральный магазин 'Маска'.[35]
Правда, в использовании грима был и свой минус: он мешал фэнам опознать своих героев 'вне сцены'.
— На каком-то концерте, — вспоминает Баринов, — была жуткая драка в антракте. Менты не приехали. Пока сами не угомонились, ни фига не расходились. Мы еще сидели за кулисами какое-то время. Было боязно выходить на улицу. Мы-то чем отличаемся? Подумаешь, музыканты!.. В то время нас особо-то в лицо не знали. Это потом, если видели волосы длинные — ага, значит, оттуда, из «ГПД», придурки…
Чтобы довершить сценический облик, «продлёнщики» прокололи уши. Первым на это отважился басист — его ухо украсила серьга в виде серпа и молота. Себе Чиж вставил обычное колечко (со временем он доведет их количество до девяти).
Вся дерзость этой операции станет понятна, если вспомнить фильм «АССА», который вышел на экраны тогда же, в 1987-м, и точно отразил настроения тех лет. Там мафиози Крымов (персонаж Станислава Говорухина) брезгливо обрывал серьгу из уха подростка-тусовщика Бананана, всем сердцем мачо презирая эту «пидорскую» атрибутику. Реальный Говорухин — прогрессивный кинорежиссер и народный депутат СССР — тоже не жаловал «рокеров-шмокеров». Сталкиваясь на съемочной площадке с Цоем и Гребенщиковым,[36] он раздраженно бурчал: 'Ну взрослые люди, ё-моё! Их бы поставить эшелоны грузить. Здоровый болван с серьгой в ухе, ну что это такое?'.
Реакция простых растяпинцев на пирсинг была и вовсе незатейливой. Если раньше пьяные люмпены кричали: 'Эй, х*волосатый, тебя подстричь, что ли?', то после «АССЫ», завидев серьгу в ухе, могли в упор спросить: 'Ты кто — пидор?.. Пидор?!'.
Приходилось, вспоминает Чиж, таскать отвертку в кармане: 'Если не отмахнуться, так вытащить, а там уж посмотрим…'.
1987: ГРАЖДАНСКАЯ ЗРЕЛОСТЬ
